Повесть о юности

— А вообще как он с вами? Делится?

— Да нет! Он парень не лживый! — заступилась за Бориса мать, но отец опять покачал головой и еще раз повторил:

— Интересно!

В этом «интересно» было то главное, на что рассчитывала Полина Антоновна, и больше задерживать разговор на этом вопросе она не хотела.

Поговорив еще немного, так и не дождавшись Бориса, она стала прощаться.

— Ну что ж, будем вместе воспитывать сына! — сказала она. — Не забывайте школу!

— Как можно забывать? — ответил Федор Петрович. — Дело-то общее!

* * *

Полина Антоновна не жалела, что засиделась у Костровых. Хороший, дружный дух в семье, бойкая, горячая мать, рассудительный отец, дети… Такие семьи иногда вызывали у нее даже грусть. Было обидно за себя, за то, как сложилась своя собственная жизнь: жила одним-единственным сыном, дышала им, случалось — ночи не спала. И вот вырастила и прямо со школьной скамьи отдала родине в грозные годы великих испытаний. Не полюбовалась, не порадовалась. Поэтому она, может быть, больше стала любить и тех, кого поручало ей государство, но мысли о своем, о безвозвратно потерянном, продолжали томить сердце. И Полина Антоновна, выйдя от Костровых, в раздумье остановилась у подъезда.

Был поздний вечер. Безликое, мглистое небо висело совсем низко над фонарями, над крышами домов, и все-таки его нельзя было ни разглядеть, ни почувствовать. Проходили редкие прохожие. Какая-то женщина гуляла с большой серой собакой и о чем-то строго разговаривала с ней. Из-за угла вынырнула машина и ярким светом озарила всех — и прохожих, и женщину с овчаркой, и дворничиху у ворот. В этом свете Полина Антоновна ясно увидела коренастую фигуру мальчика, торопливо пересекавшего мостовую. Не обращая внимания на сигнал, мальчик пробежал почти перед самыми фарами машины и как вкопанный остановился перед Полиной Антоновной.

— Ну, здравствуйте! — подчеркнуто сказала та в ответ на безмолвное смущение Бориса.

— Здравствуйте, Полина Антоновна! Простите… Я вас не узнал.

— Где уж тут!.. А когда же вы будете учить уроки?

— А у нас к завтрашнему мало, — ответил Борис обычным в таких случаях ученическим доводом.

— Почему же мало? — усомнилась Полина Антоновна. — Да и все равно: сначала нужно было сделать уроки. Вы где были?

Под ее пытливым взглядом простое и бесспорное, казалось бы, объяснение («был у товарища, решали вместе задачи») рассыпалось в прах. Приходилось отчитываться: и у какого товарища был, и почему понадобилось делать задачи вместе, и сколько времени на это ушло. А за всем этим, уже перед самим собой, вставали дела и занятия, ничего общего с математикой не имеющие: и фехтование на рапирах, которых ни у кого в классе, кроме Сухоручко, не было, и телевизор, не посмотреть который, тоже было нельзя, и эти картинки… В картинках этих было много заманчивого и в то же время стыдного, от чего Борису стало неловко еще там, у Сухоручко, и еще более неловко сейчас, перед лицом учительницы. Стоило только подумать обо всем этом, как глаза начали косить в сторону и голос потерял твердость. Пришлось прятать глаза и безнадежно путаться в объяснениях.

Однако все это было пустяками по сравнению с внезапно, как молния, мелькнувшей у Бориса мыслью: «А зачем приходила Полина Антоновна?..»

Как это все-таки скверно — жить и каждую минуту ждать разоблачения! И почему он не рассказал обо всем отцу с самого начала?

Все эти мысли всколыхнули душу Бориса, но он подавил их и, простившись с Полиной Антоновной, пошел домой с подчеркнуто бодрым видом.

— У нас Полина Антоновна была? Я ее у подъезда встретил…

— Была! — коротко ответил отец, и в его голосе послышалось что-то, заставившее Бориса насторожиться.

Но Борис тут же постарался приглушить в себе шевельнувшуюся тревогу и как ни в чем не бывало, насвистывая, стал подбирать книги к завтрашнему дню.

— А свистеть-то дома не положено! — заметил отец.

Свистеть Борис перестал, но теперь у него создалось совершенно ясное ощущение, что отец им недоволен.

Ощущение это превратилось в уверенность, когда отец разгладил усы и скосил на него глаза.

— Ну?

— Что «ну»? — попытался еще сопротивляться Борис.

— Ты что ж нам ничего не расскажешь?

Теперь было совершенно очевидно — надвигалась гроза, но Борис никак не мог понять, откуда и с какой стороны.

А отец опять бросил на него косой взгляд:

— Борис!.. Стыдно!

— А что?.. Я не знаю, что вам тут Полина Антоновна наговорила.

— Наговорила?.. Ничего она нам не говорила. А плохое дело, брат, далеко слышно!..

Положение прояснила мать. У нее не хватило терпения так долго выдерживать характер, и она спросила:

— Что ж ты нам не рассказал, что у вас в школе было?.. Как это вы стекло-то разбили?

Теперь все было ясно! Даже стало немного легче… Странно: впереди еще разговоры, упреки, может быть, наказание, а ему — легче!..

И уже совсем легко стало на душе, когда Борис рассказал отцу, как было дело.

— Значит, это твой мячик-то был?

— Мой.

— И Полина Антоновна об этом знает?

— Нет.

— Как нет?.. Почему?