Повесть о юности

Борис молчал, и голова его все ниже склонялась под взглядом отца. А отец не спускал с него своего взгляда, не смягчал его и говорил суровые, увесистые слова, тяжестью ложившиеся на душу Бориса.

— Этому мы вас учили?.. Мы вас в правде воспитывали!.. Потому что правда дороже золота. А ты? Ты что же думал: ничего не узнается?.. Знай: все узнается! Ничего тайного на свете нет, все узнается! Не сегодня, так завтра!

— И как же тебе не совестно за старое снова браться? — вторила мать. — И говорили мы с тобой и вопросы решали, и сам же ты нам слово крепкое дал. Или ты слову своему не хозяин?.. Эх, Борька, Борька!

— Насчет мяча вот тебе мой указ, — сказал отец: — чтобы завтра все рассказать учительнице и во всем повиниться. Чтобы позора такого на себе не носить!

Но легко сказать — «завтра», и совсем не так-то легко сделать. Сначала была контрольная по алгебре, и Борису было не до того. Потом Полина Антоновна задержалась в другом классе. А большую перемену пришлось целиком провести в школьной комнате комсомола и разговаривать там по физкультурным делам.

Вечером отцу пришлось повторить свое приказание, и на другой день Борис совсем уж было собрался заговорить с Полиной Антоновной, но в самый последний момент вдруг подумал, что это будет нехорошо перед ребятами.

Так он и сказал своей сестре Наде, когда она наедине заговорила с ним о его делах.

— Все ребята решили молчать, а я вдруг выскочу.

— Ну и что из этого? Ничего тут плохого нет, — ответила Надя. — Мало ли что ребята будут решать!

— Ну, это, может, по-вашему, по-девчоночьи. А у ребят так не полагается!

— И совсем не по-девчоночьи. Я с тобой как старшая сестра разговариваю!

— Хоть ты и старшая, а все равно девчонка. Какой же я член коллектива буду? Все договорились, а я нарушу. Решили — значит, решили! А изменником я не хочу быть!

Он попробовал тут же приняться за уроки, но ему ничего не шло в голову: задача по алгебре не выходила, формулы по химии казались особенно трудными.

Борис храбрился, но возвращения отца ждал неспокойно. И когда за дверью послышалось характерное негромкое покашливанье, он особенно старательно углубился в книгу, хотя ничего в ней не видел и не понимал. Он слышал каждое движение отца, по звукам шагов, по покашливанию пытаясь определить его настроение.

— Учишь? — спросил отец.

— Учу!

— Ну, учи!

Борис по тону не мог понять, что это значит, а отец, словно нарочно, не спешил с разговором, как бы даже забыл о том — самом злополучном вопросе. И Борис не знал, нужно ли ему самому заговаривать, или ждать, когда отец его спросит. А может, и так обойдется?

С грехом пополам он выучил уроки и с непринужденным видом стал собирать книги.

— Ну, докладывай обстановку. Что стряслось-случилось на твоем фронте? — опросил отец.

— Ничего! — Борис пробовал сохранить непринужденность, но по тому, как отец отвел в сторону лицо и недовольно стал посапывать носом, тут же понял, что разговора не избежать.

— Папа! — решился наконец Борис. — Я все-таки не сказал Полине Антоновне.

— Почему? — Отец повернулся к нему.

— Ну, как же так?.. Ни с того ни с сего…

— Правду всегда можно говорить!.. И ни с того ни с сего можно говорить. Ты имей это в виду! Я, как старый комсомолец, а теперь коммунист, сам тебя на комсомольское собрание вытяну! Комсомол-то у вас, видно, не работает. Вот я сам пойду и поставлю вопрос: можно ли быть таким комсомольцем?.. Что?.. Думаешь, слушать не будут? Будут! А не будут, я и в райком схожу.

— Ну и иди! Иди! А я так не могу! — с неожиданными слезами в голосе сказал Борис и выскочил из комнаты.

Отец молчал. Это был, кажется, первый случай, когда Борис так разговаривал с ним. Притихла и мать, и Надя, и даже Светочка, почувствовав что-то неладное, перестала щебетать свою детскую чепуху.

— И что ты на него навалился? Не сказал, ну в другой раз скажет! — проговорила наконец мать. — Выберет время и скажет. Ведь у него тоже своя гордость есть.

— Гордость! — недовольно повторил отец. — А какая тут может быть гордость?

— Такая! Мальчишеская! Знаешь, отец, обижайся не обижайся, а ты иной раз через край перемахиваешь. Все хочешь как по линейке! А по линейке тоже не проживешь.

Федор Петрович посопел носом, но промолчал — спорить сейчас с женой ему не хотелось.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Формирование классного коллектива шло своими сложными и трудными путями. Постепенно складывались традиции, критерии, определялись характеры, их взаимоотношения. Вслед за наиболее яркими, бросающимися в глаза учениками, такими, как Борис, Вася Трошкин, Сухоручко, Рубин, Игорь Воронов, выявлялись и другие, к которым еще нужно было присмотреться.

Изучение того, кто чем дышит и чем живет, по мнению Полины Антоновны, было одной из основ воспитательной работы в школе. Хотя трудно, конечно, сказать, что является основой в педагогике, — в ней тоже есть свой закон взаимозависимости элементов.

Но без изучения детей невозможно обойтись, нельзя определить меру требовательности и чуткости, выдержки и воодушевления, меру волевого нажима и убеждения, — без этого вообще трудно что-либо понять и сделать.