Повесть о юности

Актовый зал, заставленный партами. Тишина. Стол, покрытый красным сукном. Портреты Ленина, Сталина. Комиссия. У всех строгие, официальные лица — так и кажется, все будут сейчас тебя топить. И среди них единственно близкий человек — ненавистный когда-то Владимир Семенович, в пенсне, в тройке, все такой же сухой и подтянутый, с головой, высоко вздернутой на длинной шее. Десятки глаз смотрели на него в этот момент с безмолвным, затаенным вопросом: смогу ли я? И он, казалось, каждому отвечал глазами: «Не волнуйтесь, молодой человек!» И даже это чудаковатое обращение звучало сейчас совсем по-другому.

Объявили три темы. Борис прочитал их и помертвел: он ни одной не знал. Из головы у него все точно ветром выдуло.

«Что же это такое? — подумал он. — Учился, учился — в ничего не знаю!»

Мысли его разбегались, и он делал отчаянные усилия, чтобы собрать их вместе. Но из этого ничего не получилось.

«Нет, подожди! Дай успокоюсь!» — сказал он сам себе.

Он почему-то вспомнил, как переплывал реку в Гремячеве, как чуть не утонул тогда и спасся только потому, что взял себя в руки. Постепенно взял он себя в руки и теперь. Борис выбрал тему, и все мысли его устремились теперь в одном направлении, точно в открытый шлюз.

Так начались экзамены…

Борис даже с Таней в это время виделся редко.

— Знаешь?.. Тысяча книг и одна ночь! — сказал он ей.

Так и уговорились: если некогда — не приходить.

Но так, конечно, не делали. Бывали горячие денечки и у него и у нее, но по субботам все равно приходили в условленное место, к памятнику Гоголю, и, перекинувшись немногими словами, расходились. Ну и, конечно, волновались не только за себя, но и друг за друга. Борис волновался за Танину математику. Таня с нетерпением ждала, какую отметку получит Борис за сочинение. По его сияющим глазам она узнала.

— Пять?

— Пять!

— Как я рада!

И так же радовался Борис, когда она получила пятерку за письменную математику. И вместе с нею огорчился за устную, по которой Таня получила четыре.

— Ну, это ничего! — успокаивал он ее. — Письменная важнее! — хотя, почему важнее, он и сам не знал.

У Вали Баталина в дневнике это время отражено так:

«Готовился по алгебре. Сдавал алгебру».

«Готовил историю. Сдавал историю».

Так и Борис: готовил и сдавал, готовил и сдавал.

* * *

И вот — конец! Последний день, последний вечер в школе!

Вечера были в один день — и у мальчиков и у девочек. Сначала это всех огорчило. Потом — обошлось, и получилось очень хорошо.

На вечер пришли многие из родителей, даже Лариса Павловна приняла в организации вечера живое участие. Федор Петрович явился при всех орденах, как всегда неторопливый и сдержанный, но, совершенно очевидно, очень довольный — Борис получил медаль. Серебряную, но медаль! Федора Петровича выбрали в президиум, и он степенно сидел за столом, покрытым красной скатертью, обдумывая про себя, что бы сказать на прощание этим юнцам, глядящим из зала такими полными света глазами.

Но, кажется, все и обо всем говорит этот высокий, осанистый человек с черной квадратной бородою — Алексей Дмитриевич, директор школы. Он тоже смотрит на ребят тепло, по-отцовски и говорит то, что нужно, — правильно говорит.