Повесть о каменном хлебе

— Ага, сбил с ног, и — прости?! — Лави повела плечами, изогнулась, пытаясь заглянуть себе за спину, — Плащ хоть не порвал, варвар?

Высокая женщина обернулась, прищурилась…

— Аданэт. — негромкий голос уверенно прорезал окружающий шум.

Умолкнув на полуслове, Лави медленно повернула голову. Сглотнула и так же негромко произнесла:

— Высокая…

Полные губы женщины растянулись в легкой усмешке, которая, впрочем, ничуть не затронула ее серых холодных глаз:

— Не стоит так кричать, Аданэт. Он не нарочно.

Лави промолчала, глядя на нее исподлобья, а она продолжила:

— Атанамир, ты попросил прощенья у леди?

Свита эльфки так и вскинулась, но сама девушка, к огромному удивлению Аэниэ, не сказала ни слова и даже не шелохнулась.

— Да, Высокая. — склонил голову Атанамир.

— Тогда пойдем.

Парень поспешно занял свое место.

— Намариэ, Аданэт. — не дожидаясь ответа, женщина повернулась и продолжила путь. Черный отряд сомкнулся вокруг нее.

Лави несколько мгновений смотрела им вслед, затем встряхнула головой и резко отвернулась.

— Итак, о чем это мы? Ага, значит…

Аэниэ разбирало любопытство: кто же эта женщина, которая посмела назвать Лави «леди» — и не получила гневной отповеди? Почему Филавандрель так на нее смотрела — гремучая смесь ненависти, злости и — тоски? Подумав немного, девочка решила, что у самой Лави спрашивать об этом не стоит, и тихонько пихнула в бок Зю:

— Слышь… А что это за дама была?

— А ты не знаешь, что ли? Тар-Анкалимэ…

Еще одна легенда тусовки, о которой девочка слышала, но никогда не видела. Королева Тар-Анкалимэ, апологет Нуменора, основатель одноименного клуба — самого закрытого и элитарного из всех закрытых и элитарных. Писательница и критик. Ее мало кто любил, но все уважали. Никто не знал текстов Профессора лучше ее — говорили, что она наизусть помнит двенадцатикнижие, и ходили слухи, что в Англии ей позволили ознакомиться с еще неопубликованными работами. Обладательница сильного, редкостного по красоте голоса, она нечасто пела на общих концертах, но уж если вдруг снисходила — давка была обеспечена. Обычно Королева ограничивалась квартирниками для ближайшего окружения, и попадали на эти маленькие концерты только по ее личному приглашению.

— Круто… — пробормотала восхищенная Аэниэ, — значит, Лав и ее знает…

— Лави всех знает, — отозвалась Зю, — только про эту лучше с ним не говорить.

— А чего так?

— Ничего… Просто не надо. Не к ночи будет помянута, да не уподобимся, и все такое… — на этом Зю остановилась и дальше хранила многозначительное молчание.

Аэниэ прикинула, не подойти ли все-таки к Лави, но посмотрев на лицо эльфки — та с отсутствующим видом уставилась в пол — решила, что лучше повременить. Хотя — может быть, кто другой проговорится… "Сплетничать-то все любят…"

Планы на день были ясны. Лави и большая часть свиты ушла на семинар по игротехнике, кто-то отправился в кабак, начихав на все семинары оптом и в розницу, а Аэниэ ждала литературного семинара. Чтобы убить время, девочка вертелась в коридоре второго этажа и читала — а тут было что почитать…

Почти всю левую (если смотреть от лестницы) стену занимали листы бумаги — большие и маленькие, исписанные, изрисованные, в клетку и в линейку, посаженные на скотч или — о ужас! — на клей. Организаторы, справедливо опасаясь, что от нехватки бумаги и избытка чувств народ вскоре начнет писать прямо на свежепокрашенных стенах, сделали благое дело — повесили огромный лист ватмана.

— Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, — прокомментировала вчера Лави, осматривая нововведение.

Сегодня же ватман оказался исписан уже почти на треть — а ведь всего ничего провисел! Медленно прогуливаясь по коридору, Аэниэ читала тексты и разглядывала изредка попадавшиеся рисунки. Кто-то рекламировал свой сайт, кто-то объявлял о продаже оружия, кому-то срочно требовалась на игрушку "команда нолдоров". Девочка фыркнула: наберет товарищ таких «нолдоров», что и сам не обрадуется… Вперемешку с объявлениями попадались стихи, рисунки, признания в любви (без подписи), дурашливые рожицы, непременное "Здесь был…" (вписать нужное имя) и "Такой-то — козел"…

Здесь же висел и ее собственный стих. Вчера, выпросив у Гэля листок из блокнота и спрятавшись в уголке стойбища, прикрываясь ладошкой, Аэниэ набросала портрет огромноглазого эльфа в таэльском берете, а ниже каллиграфическим почерком вывела свои стихи. Разумеется, с посвящением Лави.

Начав писать стихи в прошлом году, Аэниэ так и продолжала — чувств было много, чувства бродили внутри и стремились наружу, и девочка изливала их, как умела, и непременно показывала их эльфке. Та хвалила чистоту и глубину эмоций, советовала продолжать писать, но никому не показывать, со вздохом произнося: "Не поймут". Но сейчас Аэниэ все же решилась вывесить стишок на всеобщее обозрение. Пусть без подписи — Лави все равно догадается, кто автор, а другим знать необязательно. Другие будут читать и восхищаться, а Аэниэ, счастливая, но неузнанная, будет стоять рядом и улыбаться про себя. Может быть, даже и откроется кому-нибудь… Пусть удивляются: такая молоденькая, а такой талант!