Повесть о Ходже Насреддине

Правдив твой глиняный язык,

Скажи, в чем виноват старик?

Горшок поет, горшок звенит,

Горшок правдиво говорит:

"Старик виновен потому,

Что в сеть пришлось попасть ему.

И паутина паука

Закабалила старика!"

Пришел на суд в слезах старик,

К ногам эмира он приник.

Он говорит: "Весь знает мир,

Как добр и благостен эмир,

Так пусть же милости его

Коснутся сердца моего!"

Эмир сказал: "Не плачь, Нияз,

Даю тебе отсрочки… час!

Недаром знает целый мир,

Как добр и благостен эмир!"

Доколь неправду нам терпеть?

Горшок, скажи, горшок, ответь!

Горшок поет, горшок звенит,

Горшок правдиво говорит:

"Безумному подобен тот,

Кто от эмира правды ждет.

Эмирским милостям цена

Всегда одна, всегда одна!

Эмир — он что? С дерьмом мешок,

И вместо головы — горшок!"

Горшок, скажи, горшок, ответь!

Доколь эмира нам терпеть?

Когда ж измученный народ

Покой и счастье обретет?

Горшок поет, горшок звенит,

Горшок правдиво говорит:

"Крепка, сильна эмира власть,

Но и ему придется пасть.

Исчезнут дни твоей тоски.

Идут года. И в должный срок

Он разлетится на куски,

Как этот глиняный горшок!"

Ходжа Насреддин поднял горшок высоко над головой и, швырнув, ударил сильно об землю; горшок звонко лопнул, разлетелся на сотни мелких осколков. Напрягаясь и перекрывая голосом шум толпы. Ходжа Насреддин закричал:

— Так давайте вместе спасать горшечника Нияза от ростовщика и от эмирских милостей. Вы знаете Ходжу Насреддина, за ним долги не пропадают! Кто одолжит мне на короткий срок четыреста таньга?

Вперед выступил босой водонос:

— Ходжа Насреддин, откуда у нас деньги? Ведь мы платим большие налоги. Но вот у меня есть пояс, совсем почти новый; за него можно что-нибудь выручить.

Он бросил на помост к ногам Ходжи Насреддина свой пояс; гул и движение в толпе усилились, к ногам Ходжи Насреддина полетели тюбетейки, туфли, пояса, платки и даже халаты. Каждый считал честью для себя услужить Ходже Насреддину. Толстый чайханщик принес два самых красивых чайника, медный поднос и посмотрел на остальных с гордостью, ибо пожертвовал щедро. Куча вещей все росла и росла. Ходжа Насреддин кричал, надрываясь:

— Довольно, довольно, о щедрые жители Бухары! Довольно, слышите ли вы. Седельник, возьми обратно свое седло, — довольно, говорю я! Вы что — решили превратить Ходжу Насреддина в старьевщика? Я начинаю продажу! Вот пояс водоноса, кто купит его, тот никогда не будет испытывать жажды. Подходите, продаю дешево! Вот старые заплатанные туфли, они уже, наверное, побывали раза два в Мекке; тот, кто наденет их, как бы совершит паломничество! Есть ножи, тюбетейки, халаты, туфли! Берите, я продаю дешево и не торгуюсь, ибо время сейчас для меня дороже всего!

Но великий Бахтияр, в неусыпной заботе о верноподданных, постарался навести в Бухаре такие порядки, что ни один грош не мог задержаться в карманах жителей и переходил немедленно в эмирскую казну, — дабы жителям легче было ходить с неотягощенными карманами. Тщетно кричал Ходжа Насреддин, восхваляя свой товар, — покупателей не было.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В это время неподалеку проходил ростовщик Джафар, его сумку оттягивали золотые и серебряные украшения, купленные в ювелирном ряду для Гюльджан.

Хотя час отсрочки был уже на исходе и ростовщик спешил, охваченный сластолюбивым нетерпением, но алчность превозмогла в нем все другие чувства, когда он услышал голос Ходжи Насреддина, объявлявшего дешевую распродажу.

Ростовщик приблизился, его заметили, и толпа начала быстро редеть, ибо каждый третий человек из собравшихся был должен ему.

Ростовщик узнал Ходжу Насреддина:

— Это, кажется, ты здесь торгуешь, человек, вытащивший меня вчера из воды? Но откуда у тебя столько товара?

— Ты ведь сам дал мне вчера полтаньга, о почтенный Джафар, — ответил Ходжа Насреддин. — Я пустил в оборот эти деньги, и удача сопутствовала мне в торговле.

— Ты сумел наторговать такую кучу товара за одно утро? — воскликнул ростовщик с удивлением. — Мои деньги пошли на пользу тебе. Сколько же ты хочешь за всю эту кучу?

— Шестьсот таньга.