Ваня облегченно вздохнул: его работа понята учителем так, как должно. Значит, он сумел своим рисунком вызвать в другом человеке мысли и чувства, испытанные им самим. Теперь его уже не угнетал громкий смех двух развеселившихся барчуков. Итальянец все еще рассматривал рисунок, как вдруг Федя Нарышкин выхватил его и помчался к матери.
— Нужно показать maman! — бросил он на ходу. — Это ее позабавит.
Наталью Федоровну рисунок удивил. На нее произвела сильное впечатление свобода, с которой молодой художник запечатлел сложную сцену. Она знала почти все прежние рисунки Гайвазовского и была поражена, как быстро развивается его дарование. Она позвала Гайвазовского и долго с ним беседовала.
Наталья Федоровна заговорила о Санкт-Петербурге, об Академии художеств и велела юноше отобрать и принести ей, помимо нового рисунка, все его прежние лучшие работы. Она обещала позаботиться о его будущности, отослать рисунки архитектору Тончи и просить его в письме ходатайствовать о зачислении юноши в Академию художеств.
Наступило лето. В гимназии окончилась экзамены. В раннее июньское утро Гайвазовский шел к Нарышкиным. Накануне вечером за ним присылали.
В саду никого не было. Солнце и птицы возвещали беспечный, счастливый день. Так же ясно и тихо было и на сердце у Гайвазовского.
В доме Нарышкиных летом вставали рано. Наталья Федоровна на балконе разбирала полученную вчера почту.
Гайвазовский поклонился.
— Поднимитесь ко мне, mon cher, я должна вас поздравить с большой удачей…
У юноши заколотилось сердце, когда она приблизила к своим глазам лист белой почтовой бумаги.
— Ну вот, mon ami, судьба к вам благосклонна. Благодарите бога и добрейшего Тончи. Он сообщает, что президент Академии художеств Алексей Николаевич Оленин находит у вас большие способности к живописи и высказался за ваше определение в академию казенным пенсионером.
Значит, не обманули его солнце и птицы в саду, сулившие ему нынче счастье!
Счастье!.. Разве можно точно определить, как оно приходит и наполняет все существо человека!
Оно уже приходило к нему, когда он получил в подарок скрипку или когда феодосийский градоначальник подарил ему настоящие краски и рисовальную бумагу. Но разве можно сравнить то ощущение счастья с тем, которым он переполнен сейчас!
«Казенный пенсионер…», «Президент Академии художеств Алексей Николаевич Оленин находит у вас большие способности к живописи…» Эти слова вихрем проносятся в его голове и заставляют снова радостно трепетать сердце юноши.
Академия художеств! Сейчас можно уже не бояться мечтать, а можно вслух произносить эти два таинственных, манящих слова. Как будто вся музыка, какую он слышал, звучит теперь для него в этих двух словах.
Нарышкина глядит на счастливого юношу и тонко улыбается. Конечно, она рада за него, но еще больше довольна тем, что сегодня вечером у губернатора, где должны собраться гости, она небрежно обратится к губернаторше: «Я чуть было не забыла сообщить вам, Варвара Дмитриевна, приятнейшую новость — мои хлопоты о Гайвазовском благоприятно окончились: президент Академии художеств Оленин решил определить его казенным пенсионером».
Тщеславие Натальи Федоровны удовлетворено. Она докажет теперь этой гордячке губернаторше, что истинными покровителями искусств всегда были Нарышкины, а не какие-то Казначеевы.
Гайвазовский не догадывается о тайных мыслях своей покровительницы и горячо благодарит ее.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В ПЕТЕРБУРГЕ
Гайвазовский бродил по Петербургу целый день. Только вчера под вечер он прибыл сюда. Его привезла в столицу давняя знакомая Казначеевых — Варвара Аркадьевна Башмакова, урожденная Суворова-Рымникская, родная внучка великого полководца.
Стоял конец августа. Утра и вечера были уже прохладны, но днем солнце грело, как в середине лета.
При въезде в Петербург Гайвазовский с радостью отметил про себя, что погода стоит здесь сейчас почти такая же, как в его родных полуденных краях.
Варвара Аркадьевна на первых порах поместила юношу в своем доме. До начала занятий в Академии художеств оставалось всего несколько дней. На другое утро Гайвазовский поспешил на улицы. День был еще лучше, чем вчера. Столица русского государства и гордость русского градостроительства Санкт-Петербург, по-летнему залитый солнцем, предстал во всем своем великолепии восхищенным взорам молодого художника.
Множество скульптурных украшений и фигур вплеталось в архитектуру дворцов, правительственных зданий, жилых домов, мостов, в узорные чугунные решетки набережных.
Талантливые зодчие и ваятели создали на долгие века этот строгий, стройный облик Петербурга.
Юный художник сразу почувствовал то гармоническое единство, в котором находились архитектура зданий и монументально-декоративная скульптура.
Не менее выразительны и величественны были отдельные монументы-памятники, установленные на площадях и улицах столицы.
Велико было изумление и восхищение Гайвазовского, когда еще издали увидел он памятник императору Петру I работы знаменитого скульптора Фальконе.