- Может, оставим полушубки, лейтенант? Упреем,- и, имея в виду немцев, пояснил: - Скоро оттесним их за рощу, а там и Степан Данилович с барахлом подоспеет.
Роман, отвергая услышанное, сказал неловко:
- Вам здесь надо остаться, товарищ капитан. Коркина осколком задело, в санбат надо. На огневой ни одного офицера.
Будиловский усмехнулся:
- Уж не мое ли письмо тебя тронуло, лейтенант? От пули уберечь хочешь?
- Ну при чем тут письмо? - мягко досадуя и упорствуя, ответил Пятницкий.
Не имел он права распоряжаться, но распоряжался, потому что держал на уме прежде всего письмо Будиловского, а скорее всего - малодушие капитана, рожденное этим письмом, и готов был взять на себя ответственность за все, что может произойти, хотя сомневался, имеет ли на это право, и оттого чувствовал себя не в своей тарелке. Тем не менее упорствовал:
- Вы же слышали - Коркина ранило, на огневой ни одного офицера.
- Коркин не считает себя раненым и остается,- строго возразил Будиловский.
Теперь не было смысла мудрить, чтобы отдалить комбата от опасности, а ее, опасности, там, куда надо идти, не в пример другому какому месту,- по самую маковку, и Роману было наплевать - уличен или не уличен он в своей примитивной хитрости Он продолжал несговорчиво:
- Коркин не считает, мы должны считать. Ранен - значит, много не накомандует, а там обстановка может быть такой, что данные черта с два подготовишь. Я хоть координаты передам или ракетой обозначусь. Здесь от вас больше пользы.
Бровь Будиловского поползла вверх. Ого, оказывается, где-то от него может и не быть пользы. Потребовались усилия, чтобы не осадить Романа. Но, несмотря на сказанное, Будиловский все же не мог не видеть и не понимать искреннего порыва Пятницкого и скрытой за этим порывом разумности доводов. Идти с пехотой вдвоем действительно слишком жирно, а если идти кому-то одному, то в этой свистопляске важнее выносливость молодого. Здесь же, на огневой, которую так или иначе скоро придется менять, а значит, решать уйму проблем, связанных с переправой через реку, наведением связи, доставкой боеприпасов и с иными заботами, которые упрутся в неукомплектованность личным составом, важнее всего опыт, а он у него, не в пример лейтенанту, имеется - с лета сорок первого на войне.
- Ладно,- через силу согласился Будиловский.- С собой, лейтенант, возьмешь Степана Даниловича Если проволоку порвут или с рацией что связным используй. А пока за носильщика сойдет.
Женя Савушкин притащил еще два барабана. Роман отдал их Степану Даниловичу, у Жени забрал тот, что потяжелее - с красным трофейным кабелем.
Через речку шли как по минному полю - того и гляди, угодишь в снарядную полынью, предательски затянутую ледяным крошевом. Трупы еще... Не ступать же по ним.
Разглядывая тела - и те, что смерть куснула без внешних меток, и те, что не обошла своим скотским изуверством,- Пятницкий до буханья в висках боялся увидеть знакомое лицо. Нет, не было среди убитых Игната Пахомова. Не было и других знакомых. Хотя... Вон тот Похож вроде на сутулого пулеметчика, дзот которого Роман навещал под Йодсуненом. Нет, этот круглолицый и волосы вроде посветлее
Глава тринадцатая
Оборонительная полоса немцев вдоль Мазурского канала, одна из последних в укрепленном районе "Ильменхорст", была прорвана в начале 1945 года. Пятая, двадцать восьмая армии и вторая гвардейская армия Третьего Белорусского фронта в сходящемся направлении устремилась к заливу Фришес-Хафф, Корпус, в состав которого входила дивизия генерал-майора Кольчикова, с ожесточенными боями пробивалась к Прейсиш-Эйлау, но завязила свое острие на реке Алле. Измотанным, понесшим большие потери в предшествующих боях полкам потребовалось более суток, чтобы проткнуть новое препятствие - передовые позиции укрепрайона "Хайльсберг".
Батальон майора Мурашова полторы тысячи голого как ладонь левобережья преодолел быстро, без особых потерь, но у шоссе, соединяющего Шиппенбайль и Фрид-ланд, снова напоролся на яростное сопротивление и стал оглядываться не податься ли обратно? Спасли от срама немецкие окопы, зацепиться за которые отступающий противник не смог или не захотел, имея в виду что-то более надежное.
Окопы не были сплошной линией - всего в три фаса, но и на том спасибо. Стрелковые роты повыгребли снег и попрятались в них от изводящего артиллерийско-минометного огня.
Романа Пятницкого, Степана Торчмя и Женю Савушкина, догонявших пехоту, налет застал поблизости от этих разрозненных окопов. Ушибаясь о мерзлую пахоту, они как ящерицы добрались до занесеннего снегом, еще не занятого пехотой окопчика с тремя изгибами и стали кротами зарываться в его спасительную глубину.
Серия мин легла так близко, что у Пятницкого нестерпимым грохотом запечатало уши. Комья земли булыжной тяжести саданули в спину, затылок, у Савушкина к чертям собачьим отбросило порожнюю катушку. Отплевавшись, Роман приподнялся. Н-ну, немец, откуда у тебя столько добра взялось! Вокруг рвалось, крутилось, застилало сизым дымом. Перекати-полем пронесло что-то в отрепьях шинели, посорило брусничным высыпом.