Повесть о Левинэ

Веселый шум оживлял улицу под окном. Стреляли мотоциклы, нарастали и стихали в отдалении автомобили, громыхали пролетки извозчиков, и все это разнообразие звуков вместе с гулкими человеческими голосами наполняло весенний воздух.

Жизнь продолжалась.

Левинэ в мыслях своих уже переходил границу.

В Москву!

Профессор Пфальц, вернувшись, застал его в настроении оживленном и деловом.

— Ну как? — спросил его Левинэ.

На миг он забыл, что перед ним не товарищ.

— Жена ваша жива и здорова, сынишка — тоже,— недовольно отвечал профессор.— Жена просила поцеловать вас, но я этого делать не буду, потому что вы причинили моей Баварии большой вред. Вы убийца! — взвизгнул он вдруг.— Вы чудовище! Об этом весь город кричит! Я решительно не понимаю, зачем и почему я спасаю вас!

О, как надоели, как утомляют эти абсолютно чужие люди! И ведь сам этот профессор прибежал предлагать свои услуги! Зачем жена посоветовала товарищам и ему этого Пфальца? Зачем сам он согласился принять помощь от этого бывшего своего учителя?

— У меня есть еще один очень крупный и основной недостаток, который вы, профессор, не изволили сейчас отметить, — отвечал Левинэ спокойно и резко.— Я очень люблю думать. А занятие это, если увлечься им всерьез и все додумывать до конца, к добру не приводит. Это очень опасное занятие. Я вам очень советую, профессор, не думать слишком много, а то и вы превратитесь в чудовище. Станет вам родной ленинская Россия.

— Никогда! — возмущенно воскликнул профессор Пфальц. — Никогда этого не будет!

Но тут он почувствовал, что какая-то, как всегда, ловушка была в словах Левинэ, и он попался в нее, как дурак. И даже не какая-то ловушка, а совершенно ясная.

— Я много думаю и умею думать лучше вас, — возразил он внушительно и устало, — но думаем мы по-разному.

Он аккуратно повесил пальто и шляпу на крюк у двери и опустился в кресло.

— Я хочу мира и спокойствия, — сказал он. — Я хочу плодотворной, созидательной работы. Ваши идеи чужды мне, и я отношусь к ним отрицательно, но у меня есть сердце, и оно губит меня. Оно влечет меня в пропасть!

 

4

 

Жизнь капитана Мухтарова сломалась. Все рухнуло. Все полетело к черту. Не осталось ни одного уверенного в своей долговечности правительства, которому можно было бы служить спокойно. Какие-то новые государства высыпали, как в сыпнотифозном бреду, на сошедшей с ума земле. Толпы народов окончательно выбились из повиновения и орали о революции. Нельзя было разобрать уже, где кончается одно государство и начинается другое. Границы стирались, как будто их никогда и не было. Русские солдаты вырвались из лагеря военнопленных и вместе с немцами сражались за Баварскую советскую республику. Венгерские батальоны били русских белогвардейцев в Сибири. И никто нигде не уважал начальство. Все спуталось, смешалось, и в этом хаосе гремел, как последний суд, неотвратимый голос Ленина. Вихрь шел по земле, швыряя людей куда попало. Недоступных русских княгинь можно было уже задешево покупать на ночь и по часам. Его, капитана русской армии, имеющего боевые ордена и заслуги, кинуло черт его знает как в Мюнхен, и тут он тоже попал было под этих дьяволов — большевиков. Бред и чепуха! Только деньги сохранили свою власть. И капитан Мухтаров служил деньгам.

Полицейская служба спасала от голода, не больше того. Но десять тысяч марок обеспечат надолго, дадут свободу и отдых. Десять тысяч марок стали манией капитана Мухтарова. Капитан рыскал по Мюнхену в поисках Левинэ. Он понимал, что не один он занят этим важным делом,— каждому, конечно, хочется цапнуть такой крупный куш,— и потому он работал неутомимо. Он почти не спал по ночам — ему все казалось, что вот в этот самый момент, когда он всхрапывает на уютном плече Марты, кто-то как раз прикарманивает его денежки.

Десять тысяч марок! Ах ты господи! Ведь как вздохнется, когда они этакой аккуратненькой пачечкой лягут в бумажник! Капитан уже ощущал этот приз в своих пальцах — он напал на след одного человека... Но тут — молчок. Об этом деле — вообще молчок. Лишнего не болтать даже в пьяном виде. А то ограбят, выхватят тысчонки из рук! Не только Эльзе, но даже Марте лучше ничего не говорить.

Марту он приобрел сразу же по приезде в Мюнхен. Он не видел в этом ничего удивительного. Это только честь хозяйке дешевенького пансиона, вдове германского солдата, провинциальной мещаночке, получить такого мужчину, как капитан Мухтаров, за боевые подвиги награжденного георгиевским оружием и всеми орденами до Владимира с мечами и бантом включительно. И, уж конечно, за комнату в пансионе и за питание капитан Марте не платил, а, напротив того, доходами с пансиона распоряжался полновластно, как муж. Марта до войны служила в Петербурге гувернанткой, вполне владела русским языком, и это делало ее еще более домашней и привычной.

Эльза — недавнее приобретение.