Мне пришлось снять квартиру в Танькине, ибо «кататься» каждый день за сорок километров было накладно, да и машину жалко «колотить». Дороги тогда у нас были ну просто отвратительные. Один раз в марте я с полдороги вернулся опять в Танькино, так как не смог в разлив проехать дорогу по асфальту, а дорога республиканского значения.
И сколько раз на этой дороге на ямах ломал кронштейны у своей «восьмерки»! Не меньше десятка раз. А сколько раз гнул диски на колесах, что спускала «бескамерка» и приходилось ставить запаску? Сейчас эти дороги просто чудесные по сравнению с теми, какие были. Вот единственное, что стало лучше для простого человека в провинции за девятнадцать лет так называемой демократии.
На каждые выходные в Танькино приезжал мой друг, ведущий инженер нашего проекта, и ночевал у меня. Мы сделали каркас пресса, закрепили гидравлические цилиндры и занимались его доводкой. Также мы параллельно делали смеситель и другое вспомогательное оборудование, которое потребуется для производства плит. И всё это нужно было нам «сделать» сначала в голове, а потом воплотить в «железо».
Дома я теперь почти не появлялся, с головой уйдя в интересную, созидательную работу. Дела у нас, конечно, подвигались, и неплохо. Зарплату своим работникам я платил из своего кармана и гораздо большую, чем они получали раньше в лесхозе. Я надеялся вернуть все свои затраты, запустив пресс в производство. Только когда это будет? Риск у меня был, конечно же, большой. Все свои деньги, заработанные на «шабашке», я вложил в производство, а на них можно было купить тогда две новые машины «Жигули». Мне было очень интересно увидеть, что же у нас получится, а в инженерные способности друга я, конечно же, верил.
Обо мне написали в районной газете большую статью с интервью, где я рассказал о своих намерениях использовать отходы производства (опил), (которым завалены все окрестности Танькина) для изготовления плит.
Наконец-то мне удалось сделать любовницей Файку, двадцатилетнюю, очень красивую, смуглую плотную малышку, с черными глазами и волосами. С ней я был знаком, когда строил контору совхоза, а она училась в училище, и я знал ещё тогда, что она уже «трахается». Больно уж она мне тогда нравилась, много бы я отдал тогда, чтобы «переспать» с ней. Но ничего у нас с ней тогда не получилось, я был слишком стар для неё.
Через знакомых ментов я «спас» от тюрьмы её жениха, по её просьбе «вытащил» его из КПЗ. «Солдатиков» обвиняли в изнасиловании какой-то молодой деревенской девки. Файкин жених с друзьями (водители машин, солдаты срочной службы, строившие по «линии партии» дороги Нечерноземья) «оттрахали» какую-то деревенскую «прошмантовку» «хором». А она решила на себе женить кого-либо из них или «развести» на деньги и написала заявление в милицию.
Но всё это «дело» было «шито белыми нитками», и за пару литров водки мне «отдали» её жениха. За это Файка отдалась мне в снимаемой мной квартире. Мне с ней заниматься сексом очень понравилось: всё при ней, но всё миниатюрное. «Она» плотная, как у Вальки из санатория; не знаешь было, как «загнать», если не встанет, как надо. Продолжительное время Файка была моей любовницей, «воюя на два фронта». Правда, со своим женихом она, по всей вероятности, сексом не занималась, хотя Бог их знает. Потом, когда отслужил её солдатик, Файка вышла за него замуж, и уехала с ним на его родину в Подмосковье.
Я возобновил связи с Валькой — моей любовницей со времени «шабашки» в совхозе. Также сделал любовницей Любу, бухгалтера профсоюза работников АПК (агро-промышленный комплекс), женщину чуть больше тридцати лет, довольно симпатичную, с большими, если не сказать огромными грудями.
И также, наконец-то, «трахнул» Гальку, которую «хотел», тоже ещё работая на «шабашке». Галька была очень симпатичная, беленькая, плотная, невысокая молодая женщина лет двадцати двух. Галька отдалась мне без большой охоты, как потом оказалось, из-за того, что я был богатый, то есть мне «всё можно».
ГЛАВА 31
Строгость отца — прекрасное лекарство: в нём больше сладкого, чем горького.
Пятого марта умер мой отец. Зиму он жил в нашем райцентре у Валеры, моего старшего брата после смерти нашей матери второго апреля прошлого года. Отец жил там потому, что ему приходилось практически ежедневно вызывать скорую помощь. У него было сильно больное сердце, а в нашем посёлке службы скорой помощи тогда ещё не существовало. Я тогда в Танькине занимался вплотную прессом, и, к сожалению, даже не простился с живым отцом. За это себя я очень виню и по сей день. Отец умер на восемьдесят первом году жизни, прожив, я считаю, немало, учитывая две перенесённые войны.