Гестаповцы вошли в комнату и доложили Шаллерту, что прошли по селу и допросили население. Жители Талаковки утверждали как один, что Мазай ни с кем в селе не встречался и никто к нему не приходил.
— Подозрительное единодушие, — пробурчал Шаллерт.
В двух домах полицейские произвели обыск, обнаружили небольшой радиоприемник и «недозволенную» литературу. Книги тут же сожгли, владельца радиоприемника арестовали.
Шаллерт приказал продолжать наблюдение за домом и произвести обыск в остальных домах села. Затем шеф полиции поднял руку, автоматчики приготовились к выходу.
Мазая провели сквозь строй гитлеровцев и посадили в машину с тремя конвоирами. Впереди и сзади шла мотоохрана.
Со слезами на глазах смотрела Марфа Дмитриевна вслед удаляющимся машинам.
А потом не выдержала и закричала во весь голос…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Допросы. — «От имени всемирной империи». — Точный адрес
Документы. Бесстрастный язык протоколов, справок, сводок, донесений… Чужие, равнодушные руки писали эти страницы. Тем сильнее их воздействие на читающего, тем ярче видится подвиг советских патриотов, которые и в застенках гестапо не теряли мужества и уверенности в нашей скорой победе.
Стенограммы допросов Макара Никитовича Мазая рассказывают нам сегодня, что знаменитый сталевар до последнего вздоха оставался верен своему Отечеству — Стране Советов.
В гестапо Мазая еще раз тщательно обыскали и заперли в одиночной камере.
Утром трое конвойных повели Макара в кабинет шефа полиции.
На столе перед обер-лейтенантом Шаллертом лежали папки с материалами о жизни знаменитого сталевара. Здесь были книги Мазая, вырезки из газет, журналов с его выступлениями, статьями и очерками о нем, груда всякого рода документов.
Рядом с Шаллертом сидел секретарь-переводчик.
— Теперь у нас с вами есть возможность познакомиться поближе, — начал шеф полиции. — Господин Каркерт, — кивнул он на секретаря, — изучил эти материалы и поможет вам, если понадобится, вспомнить все, что потребуется в ходе наших бесед. Он же стенографирует наши разговоры. Но сначала выполним официальный обряд. Прошу ответить, действительно ли вы Макар Мазай, родившийся в девятьсот десятом году?
Мазай молчал.
— Поскольку вы не решаетесь говорить, продолжим официальную часть. — Шаллерт нажал кнопку и махнул рукой показавшемуся в дверях гестаповцу.
В кабинет вошел Дьяченко.
— Кто этот человек? — Шаллерт указал на Мазая.
— Макар Никитич Мазай, — ответил Дьяченко, вытянувшись перед шефом полиции. — Могу хоть на Библии присягнуть, это действительно он! Самый главный в СССР сталевар. У него орден, автомашина наркомовская. Он окончил в Москве академию…
По знаку Шаллерта Дьяченко вышел, и шеф полиции снова вежливо обратился к Мазаю:
— Считаю приятным долгом представиться — полковник Шаллерт, — сказал обер-лейтенант. — По специальности юрист. Надеюсь, что мы с вами не будем терять времени. Но, может быть, угодно прервать беседу и позавтракать?
Шаллерт указал на стол с закусками.
Макар всматривался в лежавшие перед Шаллертом материалы.
— Отказываетесь от завтрака? Молчите? Что ж, не будем спешить с выводами. Еще успеем найти общий язык. В моем распоряжении четыре метода налаживать общение с собеседниками — вольными или невольными. С вами хотел бы побеседовать как с артистом своего дела. Я сам артист следственного искусства, увлекаюсь психоанализом Фрейда. С вами, повторяю, у меня особый разговор. Хочу позаботиться о спасении вашего редкого, можно сказать уникального, таланта в области техники.
Шаллерт отхлебнул глоток кофе.
— Я, как Бальзак, увлекаюсь кофе и, увы, уже начинаю страдать бессонницей. Итак, продолжим разговор о талантах…
Вы, конечно, знаете, что Соединенные Штаты Америки переманивают к себе одаренных людей со всего света. Почти все их достижения — результат работы эмигрантов: немцев, русских, японцев. Но теперь положение изменилось. Теперь великая Германия концентрирует большие таланты. Таланты вне наций, это дети всего человечества, любимые создания господа бога. Под богом я понимаю природу, я пантеист. Вас, господин Мазай, природа наградила даром творца стали. И в цивилизованном обществе вам уготовано высокое положение.
Шаллерт поднялся и стал ходить по комнате.
— Мы ни в коем случае не хотим ущемлять ваши патриотические и национальные чувства. Продолжайте служить вашему отечеству, но уже как составной части великой германской империи.
Шеф полиции остановился и медленно, подчеркивая каждое слово, сказал:
— Должен доверительно сообщить, что ваши руководители Пузырев, Толмачев, Борткевич уже осознали величие этих идей и изъявили согласие вступить в семью сторонников объединения всего человечества.
Мазай насторожился.
— Не верите? Вам кажется невероятным, что на нашу сторону добровольно перешли и депутат Верховного Совета Украины Пузырев, и начальник мартеновского цеха Толмачев?
Шаллерт нажал кнопку, и в комнату вошел Борткевич. Лицо его было бледно.