Повесть о Макаре Мазае

Мазай понимал, что ему необходимо перенимать опыт передовых сталеваров, и не просто перенимать, а освоить искусство сталеварения, до конца познать процессы, происходящие в печи, правильно организовать работу бригады, расставить людей так, чтобы ни одна минута не пропадала. Макар к этому времени уже многое постиг. Он видел, что его теоретические знания дают ему преимущество перед металлургами, работающими по старинке. И его охватила дерзкая мысль — перегнать таких сталеваров, как Шашкин и Моисеенко, разработать новый метод ведения плавки, позволяющий сократить длительность плавок, повысить съем стали с каждого квадратного метра пода печи. Он стал проверять каждый свой шаг на производстве, принимать все меры к тому, чтобы повысить выплавку стали.

Вскоре бригада начала давать рекордные плавки. Казалось бы, чего лучше? Однако выгоды от больших плавок пожирались простоями печи на капитальном ремонте: когда начались стотонные плавки, стойкость свода, естественно, понизилась. Печь изнашивалась в два раза быстрее, чем раньше.

«Рекорды» бригады Мазая грозят авариями!» — отметила одна из комиссий, обследовавшая комсомольскую мартеновскую печь.

Похудевший, измучанный явился Макар в цеховое партбюро. В руках у него что-то вроде лодочки из бумаги. На глазах удивленного Третьякова смастерил Мазай из этой лодочки более глубокую.

— Вот так надо углублять ванну печи, — убежденно проговорил он. — Сейчас глубина ванны недостаточна, чтобы держать всю плавку ниже постоянных порогов. У нас высота ложных порогов достигает 400 миллиметров, а в момент вспенивания плавки — куда больше.

Когда в партбюро шло обсуждение «лодочки» Мазая, на заседание пришел директор завода.

— Ознакомьтесь с заключением авторитетной комиссии, — устало проговорил он и положил на стол скоросшиватель с бумагами. — Комиссия категорически запрещает мазаевские эксперименты. Ведь после углубления ванны большая часть металла окажется выше постоянных порогов печи.

— Мы подымем и ложные пороги! — заявил Мазай. — Их высота в период вспенивания стали будет достигать 800—1000 миллиметров.

— И все же аварии с такими порогами не исключаются! — резко сказал директор.

— Да, при малейшем недосмотре металл может вырваться на рабочую площадку! Но, во-первых, — звонко прозвучал в наступившей тишине голос Мазая, — ручаюсь, теперь у нас недосмотров не будет. А во-вторых, можно ведь переднюю стенку печи сделать наклонной. Тогда арки столбов будут более удалены от факела пламени.

— Но такой способ еще не применялся в СССР, а может быть, и во всем мире, — словно раздумывал вслух директор.

— Давайте перенесем наше заседание к десятой печи, — предложил Третьяков.

— Там, на месте, и продолжим разговор, — присоединился к нему Никита Пузырев.

Коммунисты направились к мазаевской печи. Долго шли споры. Стало ясно, что реконструкция одной лишь этой печи неизбежно повлечет за собой перестройку значительной части цеха. Например, нужно будет поднять грузоподъемность кранов в разливочном пролете, а значит, надо усилить подкрановые балки. Но есть ради чего стараться — будет «большая сталь».

К сложному заданию подключился весь партийный комитет завода. Коммунисты Третьяков, Пузырев, Боровлев, Васильев, Махортов получили партийное поручение привлечь к выполнению плана «большой стали» всех рабочих мартеновского цеха, а если потребуется, и рабочих других цехов. Парторганизацию дружно поддержали все ильичевцы.

Откуда только у людей силы берутся… Сколько ночей Макар не смыкал глаз, сколько ночей спал по два-три часа, но по гудку вскакивал бодрый, свежий. «Именинником выглядишь», — шутила Марфа.

Сразу же после реконструкции десятой печи бригада Мазая взяла обязательство добиваться постоянного высокого съема стали. Начиная с 9 октября 1936 года производительность мазаевской печи все возрастала. С этого времени бригада изо дня в день сокращала время плавки и увеличивала съем стали.

16 октября партийный комитет завода пригласил собраться возле десятой печи всех сталеплавильщиков, свободных от работы.

В гулком пролете столпились сменные мастера, сталевары, их подручные, инженеры, чернорабочие. Настроение у покорителей огня было отличнейшее.

Еще бы! Плавка в 98 тонн сварена за 6 часов 50 минут. Это был мировой рекорд.

Но только ли Мазаю доступны такие плавки?

— Нет, — возражал он. — Мой сменщик Фадеев от меня тоже не отстает!

Радостные, напряженные дни сменяли друг друга. Через две декады выяснилось: десятая печь ежедневно дает рекордные плавки. И тогда бригада Мазая решила объявить 12 тонн стали с квадратного метра пода печи нормой своей работы.

Был у Макара тот талант, который больше всего ценится в народе, — талант труженика. Многие пожилые рабочие стали теперь уважительно величать Макара Никитичем.