«Тема — «сравнительная история древневосточных земледельческих культов» — была включена в план работ Академии наук БССР на четвертую пятилетку 1942—1947 гг. К работе я приступил в невыносимо жутких условиях немецко-фашистской оккупации Минска, в сентябре 1941 года, после окончания плановой работы о частном землевладении и землепользовании в древнем Двуречье, написанной по собранным до начала войны материалам. В процессе моей работы основная проблема монографии сформулировалась как проблема финикийской общинно-земледельческой религии; но при ее разрешении мне пришлось в свете исследуемого текста и других текстов Рас-Шамра пересмотреть, заново поставить и разрешить ряд других основных проблем не только религиозной, но и социально-политической истории Финикии. В результате получилась работа весьма широкого масштаба и значения, оказавшаяся самой важной и значительной из всех моих работ по истории религии и истории Востока.
Я считаю священным долгом выразить здесь мою самую сердечную признательность славным белорусским партизанам и партийным организациям партизанской зоны Белоруссии — бригады «Разгром», Первой Минской бригады и бригады «За Советскую Белоруссию», — ибо без их спасительной охраны и братской помощи эта и другие мои работы могли бы не увидеть света Большой Советской земли. Когда 1 августа 1943 года я и моя семья были вывезены партизанами из Минска в партизанскую зону, товарищи постарались создать для меня всевозможные в условиях партизанского боевого быта удобства для завершения работы и проявили к ней самый живой интерес, несмотря на ее столь далекую от современности тему. Они свято берегли и спасали советскую культуру и науку, и за это им великое спасибо и великая слава!»
(Книгу эту мне Сергей прислал в 1949 году, когда была она опубликована в Минске — не посчитал за труд напомнить о пережитом, и в этой его посылке я почувствовал невысказанную, но явную гордость за наш с ним общий труд в партизанском штабе.)
На фронт из Минска я отправился на машине. Наш «виллис» свернул с лесного грейдера, выскочил на луг, туда, где видны были две наезженные тележные колеи. Со всех концов села уже бежали к машине ребятишки — голопузые, в ситцевых рубашонках, в домотканых пестрядинных платьицах.
Потянулись к приезжим степенные, хоть и исхудалые до невероятия, мужики с самокрутками и кисетами, пепельнолицые старики с кудлатыми седыми бородами; прикрыв лица платками, глядели любопытные молодухи.
Я вышел из машины, поздоровался с сельчанами. Еще по дороге я спорил со спутниками, куда же выведет нас лесная дорога. Здесь, в глухих заповедных лесных местах, сходились границы трех союзных республик — России, Белоруссии, Украины.
— Чьи ж вы будете? — спросил я. — Русские? Белорусы? Украинцы?..
— Та мы православные, — неспешно, тихо и торжественно ответствовал за всех седой старик.
Потом уж только, тщательно сверившись с картой, определил я, что попали мы в белорусское село.
Никогда — и до Октября, и после него, и в суровую партизанскую пору — не были присущи белорусам национализм, чванство, самодовольство. На земле Белоруссии всегда в одной семье жили дети разных народов, ощущая свое великое единство со всей нашей великой Родиной…