«Биография: Александр Александрович Блок родился в имении… В имении? Значит, буржуй, — отметил про себя Николай. — Женился… неинтересно. Посмотрим, что он написал. Стихи? Вот уж не люблю. Но все равно, другие же читают. «Стихи о прекрасной даме», «Соловьиный сад»…
Вообще здорово, только не все понятно. Что это?.. Нет, он не ошибся, так и написано: «Революционный держите шаг. Неугомонный не дремлет враг».
Может быть, это и есть пролетарская культура? А как же тогда «дыша духами и туманами» и родился в имении?.. Мрак! А спроси кого-нибудь — засмеют.
5
Репетиции «живой газеты» подходили к концу. Особенно впечатлял финал действия: на сцену выползали похожие на пауков буржуй, поп, генерал в эполетах, нэпманша и начинали плести большую паутину из толстых бельевых веревок, чтобы заманить в нее девушку-работницу в красном платочке. Но тут появлялся Николай в рабочей спецовке, с метлой в руках и под веселый марш выметал их всех вместе с паутиной.
Николаю нравилась такая прямолинейность решений и плакатная простота персонажей, но внутренним чувством он понимал, что рядом с этим должно вырастать какое-то новое, настоящее, большое искусство. Об этом он часто теперь толковал с пожилой библиотекаршей.
— А знаешь, — сказал он однажды Старикову, — что сказал Ленин о буржуазной культуре? Это, говорит, наследство, которое накоплено тысячелетней историей человечества. Надо, говорит, взять оттуда все ценное и на этом фундаменте строить свою культуру. Вот!
Стариков с любопытством взглянул на Николая и промолчал.
Прошла зима, наступило лето, а на бирже труда по-прежнему только ставили штампы в карточке и никакой работы не предлагали. Николай делил свое время между домом, клубом и библиотекой. При клубе был неплохой гимнастический зал.
Почти каждое утро Николай занимался там на кольцах, турнике, прыгал через «кобылу». Там он познакомился с руководителем гимнастической секции Андреем Виноградовым. Тот, будучи сам отличным гимнастом, охотно делился с Николаем секретами своего мастерства.
В одиннадцать часов открывалась библиотека. Николай садился за один из столов пустого в этот ранний час читального зала и читал часов до двух-трех, когда уже надо было бежать обедать. Иногда к нему подсаживалась библиотекарша, и они тихо толковали о прочитанных книгах. В этих беседах для Николая открывался дотоле неведомый ему мир, полный красок и образов, мир не прекращающейся борьбы светлых идей с силами мрака. Пожилая женщина с уважением относилась к этому юноше, с детской серьезностью ловившему каждое ее слово. Незаметно, ненавязчиво она руководила его чтением. У нее всегда были отложены книги, специально подобранные для Николая.
А дома тоже было нечто заветное — по чертежам, присланным ему из Москвы «мушкетерами», он мастерил настоящую авиационную модель; строгал тоненькие планочки каркаса, клеил папиросную бумагу. Иногда к нему заходил Виктор и подолгу, с любопытством следил за работой брата.
— А летать она будет? — спрашивал он.
— Обязательно будет, — убежденно отвечал Николай.
И она полетела. В начале августа, в один из погожих дней, Николай в сопровождении Виктора и Нины вышел за поселок в золотое от цветущей сурепки поле. Впереди них по тропинке рыжим лохматым шариком катилась ошалевшая от радости Муфта. Над полем стоял неумолчный звон кузнечиков. Теплый ветер шевелил листья одинокой березки, неизвестно какой судьбой выросшей на бугре, вдали от своих подруг. Николай бережно развернул свою ношу — летающую модель с далеко вынесенным вперед воздушным винтом и широким хвостовым оперением. С характерным шорохом заработал резиновый моторчик, модель вырвалась из рук своего конструктора и по пологой кривой стала подниматься в небо; встречный ветер бережно поддерживал ее. Моторчик перестал работать, но модель все летела, опираясь на тугие воздушные струи.
6
В октябре Николаю вручили на бирже талончик с направлением на Паровозоремонтный завод. В отдел кадров ходили вместе с отцом. Оттуда, после переговоров с мастером Иваном Сергеевичем Афанасьевым, Николая направили учеником стерженщика в литейный цех.
— Ты ходи и приглядывайся, — сказал Иван Сергеевич Николаю. — Сегодня у меня с тебя спроса не будет. Если чего, так ты меня спрашивай. Понял?
Посреди цеха горкой лежала формовочная земля. Николай потрогал ее, попробовал сжать в комок. Тяжелая, маслянистая, она была похожа на творог, только черного цвета. Последил он за работой формовщиков, посмотрел, как осторожно они вынимают отформованную модель и аккуратно, чтобы не нарушить форму, соединяют две половинки тяжелой железной опоки. Он пробовал набить опоку землей, когда к нему подошел Иван Сергеевич.
— Ну, салага, — сказал он, — гляди в оба — сейчас металл сливать будем.