Повесть о Настоящем Человеке, видевшем Ленина

Не могу не рассказать и ещё об одном эпизоде, связанном с деятельностью этих ребят. Когда в 1990-м году "ленсовет" вдруг обнаружил, что "город-герой ленинград" не имеет собственного герба и объявил конкурс на создание "современного символа города – колыбели трёх революций", участники "Русского Знамени" ответили на это новым обращением к жителям Питера и сбором подписей под обращением к "ленсовету" – с предложением вернуть городу его исконный герб. К тому времени, "Русское Знамя" и его инициативы не только были хорошо известны питерцам, но и вызывали у них широкий и доброжелательный отклик – поэтому, подиси в защиту исторического городского герба не заставили себя ждать. В результате, "ленсовет" был вынужден в спешном порядке свернуть свою попытку навязать былой имперской столице какой-то новый символ – а уже 7 ноября 1991 года на празднике "Виватъ, Санктъ-Петербургъ!", устроенном в честь возвращения городу его законного названия, был официально утверждён и старый, законный герб с якорями и Императорским скипетром.

Но – вернёмся к началу нашего рассказа. Вильгельма Генриховича – сухонького старичка в светлом плаще и шляпе, регулярно приходившего к месту сбора подписей у "Стерегущего", я заприметил именно тогда, весной 1990 года. Старичок стоял чуть в стороне от группы молодых людей, среди которых выделялись два юноши, убеждавших собравшихся в необходимости восстановления в России монархического строя. Мои симпатии, понятное дело, были на стороне этих ребят – но я не спешил вмешиваться в беседу. Внезапно я услышал, как стоявший рядом старичок вдруг усмехнулся и сказал, вроде бы, не обращаясь ни к кому:

– Хм!… Тоже мне – "монархисты"!… Какие они монархисты, что они знают, что видели?… Вот я – монархист, я даже в тюрьме сидел за монархизм!…

Эти слова услышал не только я – ребята, спорившие о приимуществе монархического строя их тоже услышали – и дедушка, которого прежде никто не замечал, вдруг сделался центром всеобщего внимания.

– Да, именно так и было! – продолжал он, когда все повернулись к нему, – у меня даже справка есть, подписанная самим Дзержинским! – и на этих словах он извлёк из внутреннего кармана плаща конверт, из которого вынул пожелтевший от времени, сложенный вчетверо, лист бумаги: – Смотрите, господа!…

В следующий момент все разглядывали справку, выданную Петроградской ЧеКа такому-то Вильгельму Генриховичу (да простит он меня, если, всё же, путаю его имя!), в которой русским по белому было написано, что с такого-то января по такое-то мая 1918 года предъявитель сей справки находился в петроградской тюрьме "Кресты" – а далее шло обвинение: "…за монархизмъ" – и следовала подпись: " Ф. Дзержинскiй"…

Думаю, нет никакой необходимости уточнять, что старика тут же атаковали вопросами: как? за что конкретно? как это произошло? – и он, довольный произведённым эффектом, рассказал следующее…

Он родился в самом конце XIX века, наш Вильгельм Генрихович, и к моменту мартовской революции 1917 года уже работал в одной из питерских газет. После отречения Императора Николая II от Престола все санкт-петербургские газеты "праздновали свободу" – и только та, в которой работал он, вышла с гневной передовицей, в которой автор крыл революцию, отказывался признавать законность отречения Государя – а заодно, и предупреждал читателей, какой кровавой баней закончится весь этот опереточный "праздник непослушания". Автором этой передовицы, как вы уже догадались, и был наш собеседник, Вильгельм Генрихович…

Всю весну и всё лето 1917 года он продолжал крыть со страниц своей газеты и революцию, и республику, и Государственную Думу, и князя Львова, и Керенского – а осенью, после большевицкого переворота, принялся с той же яростью крыть и Ленина с Троцким, и всю остальную гоп-компанию импортных "рэвольюцьонэров" из пломбированного германского вагона. Причём, если бы он просто крыл новую власть, это было бы ещё пол-беды: но он ведь в каждой своей статье требовал реставрации Императорского Дома Романовых, требовал освободить Государя – а тех, кто участвовал в свержении Монархии, призывал повесить за шею на верёвках вдоль всего Невского проспекта. Вот ведь, в чём дело…

Кончилось всё это тем, что в самом начале нового, 1918 года Вильгельма Генриховича арестовала питерская ЧеКа. Тогдашние чекисты ещё не освоили тех "передовых методов", которыми через несколько лет стали вовсю пользоваться их наследники в деле построения Единого Совецкого Социалистического Концлагеря. Тогда ещё они действовали несколько иначе: или сразу пристреливали над клозетной чашкой – или заключали в тюрьму на, в общем-то, небольшие сроки – а потом, взяв с бывшего заключённого расписку в том, что он не будет больше выступать против их власти, отпускали на все четыре стороны… Вот и Вильгельма Генриховича помариновали полгода в "крестах" – да и отпустили на свободу – а допрашивавший его польский наркоман Феликс Мудмундович Дзержинский в справке и написал: "сиделъ за монархизмъ" – и подпись свою поставил…