— А ну отворяй! Послышались шаги, скрипнул засов. В полуоткрытую дверь высунулась голова колчаковца-милиционера.
— Чего надо?
— Дрыхнете, рас-так вашу… — хлёстко выругался Мамонтов. — Открывай, не видишь: арестованного привёз.
Милиционер испуганно распахнул дверь настеж. Мамонтов втолкнул в коридор «арестованного», вошёл за ним сам, а следом группа переодетых партизан.
Из караульной комнаты выскочило несколько милиционеров и, протирая заспанные глаза, беспокойно поглядывали на прибывших.
— Кто начальник караула? — сердито спросил Мамонтов.
— Я, ваше благородие, — выдвинулся вперёд рослый с залихватскими усами милиционер.
— Устава, сволочь, не знаешь. Пароль ни ты, ни твой часовой не спрашиваете, на посту спите. За нарушение караульной службы арестовываю. — Мамонтов кивнул партизанам: — Взять оружие, спять ремни!
Партизаны поспешно обезоружили милиционеров, вынесли оружие из караулки и втолкнули туда провинившихся.
Громов в это время уже открывал камеру.
— Выходи! — крикнул он арестованным крестьянам.
Однако никто не двинулся с места. Глядя на прапорщика, все думали, что пришёл их последний час — выведут за село и расстреляют.
— Ну, что же вы стоите? — уговаривал Громов. — Свои же мы, партизаны. Ей-богу!
Но никто не верил. И тут Громов увидел среди арестованных знакомого.
— Буданов. Да ты что, друг, меня не ухаешь?
Тот всмотрелся и, узнав, обрадованно воскликнул:
— Свои!.. Игнат Владимирович!.. Выходите, братцы!
И тогда арестованные толпой двинулись к двери.
— Не торопись, по одному, по одному, — ласково приговаривал Громов, пропуская мимо себя арестованных и всматриваясь в осунувшиеся и заросшие лица.
В караульном помещении их встретил Мамонтов и показал на выход. Переодетые партизаны образовали конвой.
У крыльца Мамонтов остановился и спросил часового:
— Ты кто: мобилизованный или доброволец?
— Так точно, доброволец!
— У-у, гад! — зло бросил Мамонтов и выстрелил в часового.
— Садись кто на подводу, а кто верхом, по двое приспосабливайтесь, — крикнул он освобождённым крестьянам.
Освобождённые кинулись к лошадям. Вскоре площадь опустела. Разбуженные выстрелом, сюда бежали колчаковские милиционеры, заряжая на ходу винтовки и стреляя в воздух. Часто захлопали выстрелы у церковной ограды — это Чупахин встречал колчаковцев меткой пулей, и не один из них ткнулся головой в придорожную грязь.
Громов покинул здание милиции последним. Отряда уже не было, и он, вскочив на коня, хотел было скакать вдогонку, как увидел, что от церкви к нему бежит Чупахин.
— Понимаешь… увлёкся, чуть не отстал, — запыхавшись, проговорил он. — Посади с собой.
— Куда тебя, чёрта толстого, — заметил Громов. — Лошадь не выдержит. Берись за хвост.
— Ну, давай!
Так он и выбежал за село, держась за хвост лошади.
Вербовка, проведённая членами мамонтовского штаба по сёлам, дала свои результаты. Народ всё прибывал и прибывал в отряд. Шли пешком, приезжали на верховых лошадях и ползках, с оружием и без оружия. Шли люди, которые ненавидели кровавую власть Колчака, убеждаясь, что только народная власть Советов, только большевики могут защитить интересы рабочих и крестьян. Шли недавние фронтовики, сполна познавшие царские привилегии в окопах; шла молодёжь, укрывающаяся от колчаковской мобилизации; шли те, чьи отцы и братья были расстреляны за сочувствие большевикам, и те, которым раньше было безразлично, какая власть будет, а теперь прозрели под белогвардейскими плетьми и шомполами. Все они были заинтересованы в победе над Колчаком и воевали потом мужественно и бесстрашно.
Однако в партизанские отряды попадали и такие людишки, которым дороже всего были корыстные цели: поживиться чужим добром во время налётов на сёла, поправить своё хозяйство за счёт награбленного, а то и разбогатеть. Шли в отряды эсеры и эсерствующие интеллигенты и мужички из богатеньких. У этих была мысль — повернуть партизан против большевиков, создать Советы, но без коммунистов. Колчаковская контрразведка засылала в отряды шпиков и провокаторов. Иногда ей это удавалось, так как проверка прибывающих в отряд не всегда была тщательной. Так в отряд Мамонтова проник бывший жандарм; провокатор Гранкин, впоследствии разоблачённый и расстрелянный партизанами.
Гранкин собирал вокруг себя неустойчивых и потихоньку разглагольствовал, разводя всякого рода «теории».
— У нас должна быть своя, особая партия, одухотворённая высокими целями, строящая все наши действия в соответствии с индивидуальными интересами приобщения к частной собственности. Война против богачей — это нажива. Всё, что захвачено в бою, должно принадлежать победителям и делиться на равные паи. Убийство, конфискация имущества, равные паи — вот наш девиз.