Повесть о партизане Громове

Больше двух часов продолжался бой, перешедший в рукопашную схватку. Белые не выдержали, отступили на окраину села. Вспыхнуло несколько подожжённых колчаковцами домов. В отсвете пожарища партизанам было видно, как белогвардейцы стаскивают в кучу убитых, переносят раненых. Стоило бы ударить по ним — и отряд был бы окончательно разгромлен, но партизаны тоже занялись подбором раненых. Вскоре к белогвардейцам подошло подкрепление, помогшее осаждённым вырваться из окружения. Партизаны лишь успели полностью уничтожить вражеский обоз.

* * *

На другой день после отступления белых от Паромоновой партизаны хоронили убитых, эвакуировали в лазарет раненых. К Громову, находящемуся в ставке, вошёл один из работников партизанской контрразведки.

Подступив вплотную к Громову, он быстро заговорил:

— Игнат Владимирович, вам надо бежать. Бежите, пока не поздно…

— Бежать?.. От кого? — удивлённо вскинул на него глаза Игнат Владимирович.

— Да, бежать! — твёрдо проговорил контрразведчик. — На собрании отступающей группы партизан вас решили арестовать и расстрелять.

— За что? — ещё более изумился Громов.

— Вы застрелили за мародёрство партизана, а его дружки шум подняли: "Если не убрать Громова, так он помаленьку всех нас перестреляет!" Их анархисты поддержали, вот и порешили… Бежите, Игнат Владимирович, я то греху недолго случиться…

Громов не двигался с места, молчал.

— Ну, что же вы… — торопил контрразведчик.

— Нет, это мне не подходит, — наконец проговорил Игнат Владимирович. — Убежать — это значит сказать: они правы, а я виноват. Проявить трусость. А раз так — нечего мне доверять отрядом командовать. Я пойду к ним…

Контрразведчик пытался отговорить его, но Громов отмахнулся и вышел на улицу. Навстречу попался Макс Ламберг.

— Слышал? — спросил его Громов.

Макс Ламберг утвердительно кивнул головой.

— Тогда вот что: готовь своих людей. До трибуны меня допустят, а дальше… Если упаду, открывай огонь по толпе. И командиру экскадрона Петрусенке это же передай.

— Ладно.

На сельской площади толпа партизан — шумят, о чём-то спорят. Громов идёт прямо, глядя перед собой, стараясь держаться спокойно. Партизаны расступаются, дают дорогу к столу, за которым сидит известный Громову анархист Карташов. Заломив фуражку на затылок и скривив тонкие губы в улыбке, он презрительно посматривает на приближающегося командира и игриво пускает изо рта кольца табачного дыма. Громов остановился у стола, сказал:

— Разрешите перед смертью несколько слов сказать?

Анархист молчит, продолжает пускать кольца дыма.

— Так как же, можно?

Анархист делает артистический жест рукой.

— Говори, чего уж!

Игнат Владимирович вскакивает на стол, поворачивается кругом и окидывает взглядом собравшихся. Наступает мёртвая тишина.

— Вот вы решили меня расстрелять. Ну, что ж, одним партизаном будет меньше. Колчаковцам это в радость. А за что?.. За то, что я предателя застрелил…

Партизаны зашумели:

— Откуда это видно?

— Он не предатель, а такой же партизан, как все!..

— А я утверждаю, что предатель, — спокойно продолжает Громов. — Убежал с позиций, бросил винтовку… Что бы было, если бы все так поступили? Сейчас не мы бы в Паромоновой были, а колчаковцы пороли и вешали ни в чём не повинных жителей. Этот партизан не только предал нас, а ещё занялся грабежом своих же мужиков, опозорил весь отряд. Кулаки и разная контра про нас слухи распускают, что мы бандиты, крестьян грабим. Мы говорим: врёте, мы крестьян защищаем! А он своим поведением обратное доказывает. После этого никто нас поддерживать не будет, всяк отвернётся. Мы представители революционного народа, потому нам нужна дисциплина. Без дисциплины Колчака не разбить. И должны мы так считать: если ты предал, ограбил или струсил, то ты враг. Вот я ваш командир, а если я струшу или с чужим добром попадусь, — стреляйте меня на месте, другой это сделает — другого стреляйте. Так я говорю?..

Партизаны зашумели. Громов не мог понять, одобряют они его слова или нет, и продолжал:

— Нам надо сейчас свою власть отстоять. Каждый человек нам дорог, а вы что делаете… По сведениям нашей разведки, выбитый отсюда противник в Знаменке получил подкрепление, вновь перешёл в наступление и занял Нижне-Пайвино, где измывается над жителями. Надо к бою готовиться, а вы бузу заводите. Меня расстреляете, другой должен немедля туда отряд вести и уничтожить беляков. — Громов сделал паузу и закончил. — У меня всё. Перед смертью хочу сказать: да здравствует Советская власть… Да здравствует Ленин!

Игнат Владимирович отстегнул маузер и бросил его на землю.

— Я готов. Можете свой приговор приводить в исполнение.

Тишина. Партизаны не шелохнутся.

Громов, глядя в глаза передним, твёрдо спросил:

— Молчите?.. Значит, понимаете, что не правы, и приговор отменяете?

Тишину всколыхнуло многоголосое "ура!".

А через несколько часов партизаны в полном порядке выступили на Нижне-Пайвино и в пятичасовом бою разбили белогвардейский отряд в девятьсот человек, вооружённый трёхдюймовым орудием и 12 пулемётами. Остатки противника бежали в Камень.

* * *