Читаем Повесть о партизане Громове полностью

Игнат от изумления поднял ломик на плечо, а управляющий подумал, что он ударить его собирается, закричал истошным голосом и бежать. Игнат, не мешкая, сам отправился туда, куда хотел упечь его управляющий, — в Сибирь. Уехал он к родственнику в Алтайскую губернию.

В памяти промелькнула и дальнейшая жизнь. Работа на маслобойном заводе «Сибирской компании датчан»… Побег в Хабаровск от ареста за организацию «антирождественского маскарада»… Изнуряющий труд на строительстве Амуро-Забайкальской дороги… Арест в числе других семи товарищей за организацию забастовки в знак протеста против зверского расстрела ленских рабочих… Первая мировая война, призыв в армию… февральская революция… Избрание членом полкового комитета…

Вскоре Игната Громова в составе маршевой роты пытаются отправить на фронт. Тогда он с группой солдат самовольно покидает полк и уезжает в Камень, где его застаёт Октябрьская революция. Вместе с фронтовиками Громов разгоняет эсеров из земской управы в Камне. Его избирают председателем уездного Совета.

И вот теперь Громов в Петрограде на Третьем Всероссийском съезде Советов.


2. Возвращение в Камень. Выступление контрреволюционеров


Поезд тащится медленно, часто останавливается и подолгу простаивает на станциях и разъездах. В душном и прокуренном вагоне народу столько, что не только сесть, встать негде. Больше едут какие-то господа, военные в штатских костюмах — их выдаёт вышколенная подтянутость и резкая, рубленая речь. Они всю дорогу спорят, строят догадки о будущем России.

— Нет, нет, господа, как ни говорите, а Учредилка никого больше увлечь не может, кроме прекраснодушных интеллигентиков. Фу, мерзость! — ворчит толстый человек в новом сюртуке, с золотой цепью через весь живот, не то купец, не то заводчик. Скорее всего, заводчик.

— Да, да, — поддерживает его длиннолицый и длинноволосый человек в пенсне и помятом клетчатом костюме. — В Омск, говорят, собираются люди дела, а не позёры и болтуны.

— Господа, господа, — с пеной у рта кричал худой, небритый студент. — Народ верит в социалистов-революционеров. Да, да! Они ещё себя покажут. Будущее за ними…

— Брось, не вопи. Никто в этих слюнтяев больше не верит, — морщится военный в офицерском кителе, но без погон. — Говорят, что генерал Болдырев просит Японию двинуть войска, к Уралу. Верно, Япония требует за это в полное распоряжение Сибирскую железную дорогу и телеграф. Генерал Болдырев склонен согласиться. И правильно, лучше ноги потерять, чем туловище вместе столовой.

— А вы знаете, господа, — полушёпотом говорит обрюзгшая дама, то и дело вталкивая в нос табак из золотой табакерки и оглушительно чихая, — слухи ходят, что великий князь Дмитрий Павлович скрывается в Сибири. Он будет нашим спасителем.

— Ерунда. Этому нельзя верить. А вот что князь Кропоткин[2] жив, так это из авторитетнейших источников известно, и что он придёт к власти — это тоже, — замечает заводчик.

Игнат Громов попал в вагон первого класса, как делегат съезда. Он сидел теперь на нижней боковой полке, навалившись на чей-то увесистый чемодан, и внимательно прислушивался к разговорам. Он понял, что в Сибири назревают важные события, что в Омск под знамя монархистов стягиваются со всей России реакционные силы. Вот и эта разношёрстная компания туда же двигается. Неужели придётся браться за оружие и защищать от них советскую власть?..

Игнат Владимирович мысленно переносится в зал заседаний Третьего съезда Советов; да, да. Ленин и Свердлов предупреждали, что контрреволюция так просто не сдаст своих позиций, а попытается ещё не раз захватить власть, и надо быть ко всему готовым.

Игнат Владимирович хмурит нависшие брови, в глазах вспыхивают недобрые искорки, пальцы больших мозолистых рук выбивают неровную дробь на чужом чемодане.

— Гады, сволочи! — шепчет он и вскакивает на ноги. Старик Орлов тянет его за полу шинели, стараясь усадить на место, уговаривает:

— Не надо, Игнат Владимирович, не надо. Ну их к…

Громов отталкивает Орлова и бьёт кулаком по чемодану.

— Нет уж, дудки! — гремит его голос. — Не бывать этому! Не выйдет!..

Пассажиры, едущие в Омск, недоумённо и с опаской смотрят на разгневанного рослого человека в солдатской шинели.

— В чём дело, господа, в чём дело? — испуганно спрашивает заводчик у Громова с Орловым и, словно извиняясь, добавляет: — Наш разговор — интимный, вас не касается.

— Врёте, это нас в первую очередь касается, — зло блеснул глазами Громов. — Запомните: не выйдет! Не дадим Россией торговать, скулы набок своротим.

Заводчик быстренько отходит, остальные пассажиры молчат, отводят глаза в сторону.

Старик Орлов наконец справляется с Громовым, усаживает рядом с собой и шепчет:

— Брось, Игнат Владимирович, не горячись. Всё равно они тебя не поймут…

Громов ещё долго ворчит вполголоса, бросая сердитые взгляды в сторону господ. А поезд, поскрипывая и полязгивая буферами, медленно переваливает через Уральский хребет. Вот она, родная Сибирь!

* * *

Через несколько дней Громов и Орлов добираются до Камня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза