— Вот так вот вам и жить надо, — тяпая рядом со снохой, передавала она ей свои мысли. — Сама тоже становись хозяйкой, бери его покрепче в руки. Я вот что скажу, дочка, а ты послушайся меня: будет он ночью к тебе… ласкаться, ты ему скажи: «Не буду я с тобой… Какой ты мужик, у тебя двор разгорожен…» Иль еще что-нибудь про хозяйство… Скажи: «Сколь же мы цыганами будем жить!»
— Ай, мама, — засмущалась сноха, ниже склоняясь к мотыге, — я так не могу…
— Ничё, ничё, сможешь. Ночная кукушка все равно перекукует. Цену себе немного знай. Силой своей, хитростью бабьей бери его. Сдастся, никуда не денется. Хозяином будет…
Сноха не ответила. Поля вспомнила, как Козанчиха обозвала ее «немтыркой». Нюське бы поучиться у снохи так чисто говорить. Только слова у нее редкие. А на людях, в магазин ли придет, дичится всех, сроду рта не откроет.
Уже и солнце близилось к закату. Вовка расстучался — слушать приятно. Только не переодел чистую рубаху с брюками, шайтан. Тоже выхваляется перед женой. Картошке вот-вот конец придет, последние рядочки оставались. Проходили соседи, бросали веселые упреки:
— Глядите, как они разработались, кабы ночи не прихватили!
— Сноха у меня такая! — смеялась Поля. — Не отпускает, давай, говорит, мама, закончим!..
И уже окучив последний куст, воскликнула Поля голосисто и радостно:
— Все! Шабаш! Корми, молодая хозяйка, работников ужином!
И хотя надо было бежать домой, вот-вот должны были пригнать стадо, все же дождалась Поля, когда сварится ужин, все уселись за стол, и только после этого засобиралась.
— Мама, а кушать? — удержала привыкшая к ней за день сноха.
— Потом, дочка, корову подою, приду.
На другое утро она задержалась дома: все-таки дел набралось много. Полила помидоры с огурцами: какие бы дожди ни шли, а ветром за неделю высушило землю, коркой взялась. Собрала клубнику — опять туда, своим отнести. Подумала: когда у самих-то все будет, земля ведь одинаковая? И все же сегодня Поля проснулась — в груди не так давили эти проклятые глудки. А теперь и вовсе рассосались. Зорька не приходила, не проспала сноха. Забыла ей сказать вчера, чтобы по холодку лук с морковкой прополола, тоже в бурьяне все, как в лесу. Может, сама догадается. Нюська Козанчиха что-то не выглядывает, тихо во дворе. А то бы Поля ей за вчерашнее все вылепила. За загородкой окликнула Тараторка:
— Подруга, здорова ли?
— А то как же, здорова, айда, заходи!
— Я тебе сказать: Самоха-кладовщик поросят продает, будешь брать?
— Надо бы. И себе, и молодым своим, — опять хоть словом поддержала она своих детей.
— Тогда торопись, не достанется.
Сбегала к Самохе на самый конец села. По пути всерьез решила взять двух поросят. Все-таки успела, последних забрала. Одного пустила к себе в закуток, второго понесла к сыну. Только у них пусто было в доме.
— Что ты будешь делать? Опять шаром покати! Провалиться бы от такой семьи! — огорчилась она. Глянула на солнце: — Десять либ уже? Куда умыкнула?
Подобрала во дворе две доски, отгородила в сарае угол для поросенка. Притрусила ему пол соломой и еще в сторонке сложила небольшой кучкой. Ночью, вдруг станет холодно, зароется в нее.
Сноху она нашла у Вовки возле мастерских. Вовка под комбайном лежит, железками позвякивает, она ему ключи подает. Серафимка тут же на разостланной пеленке на припеке играет. Поля, хоть и была не в духе, все же стерпела, не накричала на сноху.
— Вот они где! Чё ж ты, дочка, дома-то все бросила? — только и спросила.
— Я Вове завтрак приносила.
— Иль утром не ел?
— Мы, мать, немного проспали, — отозвался Вовка.
— И Зорьку не подоила? — встревожилась Поля.
— Подоила и в стадо выгнала. Это уже потом задремала.
— Вот те раз, — не скрыла своего недовольства Поля.
Вовка все гремел ключами, а потом огрызнулся из-под комбайна:
— Опять не по-твоему? Что ты все ходишь, что тебе надо?
— Ниче мне не надо. У меня все есть.
— Вот и хорошо, — пробурчал Вовка.
— А я хочу, чтобы и у вас было, — Поля присела возле внучки, перенесла ее к себе на колени. — Поросенка вам взяла, принесла, а дома никого нет.
— Поросе-е-енка? — удивился Вовка и захохотал. — С тобой, мать, скучно не будет! Вот дает!
Сноха помалкивает. Учила, учила ее вчера, чтобы мужа в руки брала — толку нет. И не возьмешь ты его, если сама утром спишь, завтрак не успела сготовить.
— Да, сыночек. Я вам все даю, пока в силах еще, — ответила она. — Это вы не думаете, а я все просчитала. Осенью баранчика зарежете, до Нового года с мясом протянете. К тому времени этот поросенок пудов шесть наберет — вот вам опять мясо.
— Мясо в колхозе выписать можно.
— Шиш тебе… У колхоза все подчистую государство метет. Он сам у населения закупает.
Сноха свой молчаливый заговор с мужем поддерживает, угнулась, травинки рукой срывает.
— Айда, дочка, собирайся домой, — настаивала на своем Поля.
— Никуда она не пойдет! — приказал из-под комбайна Вовка.
— Это почему?
— Мне сейчас тут поддерживать надо, прокручивается, зараза!
— Чё ж она с тобой ребенка морить на жаре будет?
— Ребенка, если хочешь, забирай и иди!
Поля совсем рассерчала. Не о чем с ними толковать. Взяла внучку на руки и ушла.