Повесть о полках Богунском и Таращанском

— Скоро ли артиллерия? — нервничал Щорс. — Видишь, там вылазка полезла на насыпь; он не зря нас тут задерживает, этот пулеметчик. Почему ты не занял ту околицу? — спрашивал Щорс Богенгарда.

В это время послышался близкий артиллерийский выстрел — и сразу разрыв. Сарай задымился от взрыва и рухнул. Щорс приподнялся во весь рост и крикнул:

— За мною, товарищи!.. Вперед!..

Раздалось несколько выстрелов, и вдруг… Щорс упал ничком на землю.

Богенгард глазам не верил, что упал Щорс. Не верила и цепь, и глубокая тишина воцарилась на несколько минут, и остановились бойцы, как будто все затаило дыхание.

Бугаевский видел, как падал Щорс, и бросился к нему с левого фланга, от того места, где стояла только что подвезенная батарея. Он бежал, спотыкаясь и не разбирая того, что у него под ногами.

Добежав, он приподнял Щорса и посмотрел в его открытые, но уже угасающие глаза. Один глаз вдруг закрылся, а другой был еще открыт, и показалось Бугаев-скому, что в нем еще горели мыслью укора последние мгновения, но и он закрылся. Алые губы Щорса, под мягкими усами, побелели и стали бескровными, и только розовая пена выбивалась на них пузырьками, как будто он еще дышал.

— Николай!.. Николай!.. — повторял Бугаевский, не желая верить случившемуся.

— Убит? — подбегая, спросил Кащеев.

И тут только, сам еще не понимая хорошенько, что он произносит:

— Убит, — опустив голову, ответил Бугаевский.

— Давай лафет, Богенгард… положим его на лафет!

И, поднявшись во весь рост, крикнул Бугаевский бойцам на все поле:

— Убит комдив!.. Щорс убит, товарищи… Отомстим за эту смерть!.. За мною, вперед!

И разом поднялись все цепи, как будто отодралась и поднялась серая корка земли и пошла. И по полю, как эхо, из уст в уста, от звена к звену пронеслось по цепи: «Убит комдив!..», «Щорс убит, товарищи!..», «Щорс убит! Убит Щорс!..»

— Не может того быть!

Нет, не могли бойцы поверить, что их чудесный командир мог быть убит, и на мгновение вся цепь, поднявшись, чтобы устремиться вслед за Щорсом вперед, застыла в немом оцепенении. Где застал человека этот крик, извещавший о гибели любимого боевого друга, там и остановился и застыл боец, будучи не в силах ни рассуждать, ни опровергать. Что-то было столь убийственное в этом тревожном, трагическом крике, что усомниться в правде страшного известия было нельзя. Но не хотели верить богунцы, Щорсовы братья, которых сам Щорс водил в сотнях боев в передней цепи — от Унечи до Житомира, — и пуля его не брала и бессмертным казался им герой Щорс. Нет, не могли бойцы поверить, что их чудесный командир мог быть убит, и на мгновение вся цепь застыла в оцепенении. Каждый боец чувствовал себя самым близким человеком по отношению к любимому командиру. Щорс — это магическое имя, этот живой лозунг героизма и стойкости во всех боях на этом фронте, Щорс, которого сама «пуля не брала» и с которым не пропадешь, должен быть бессмертным, — так хотела верить легенда, как всякая легенда о народных богатырях.

Нет! Не может этого быть!..

И как бы опровергая это горестное известие, эту весть о смерти, двинулись живым порывом бойцы вперед, как будто все еще вел их и звал за собою сам живой Щорс, И двинулись порывом бойцы и побежали молча, выдвинув вперед винтовки с примкнутыми штыками.

И мимо бегущей цепи на лафете, запряженном Щор-совыми конями, промчалось, привязанное ремнями к лафету, тело героя.

— Провези его перед строем бойцов для прощанья, — сказал Богенгард Бугаевскому, ведя в бой нежинскую цепь.

Богенгард верхом догнал день и сменил Бугаевского, отдав ему коня.

— Поезжай сопровождать… — Ему надо было сказать «сопровождать Щорса» или «сопровождать тело Щорса», но он не мог выговорить — настолько было это больно и не хотелось еще раз назвать словами и этим уж как бы узаконить происшедшее и примирить себя с ним.

Бугаевский, разгоряченный боем и чуть забывшийся в бою, с деловой поспешностью, не споря с Богенгардом, сел на лошадь, с которой только что слез Богенгард, и стал было ему рассказывать, в каком направлении, по его мнению, надо повести цепь. Но, услышав «ура», он понял, что объяснять тут нечего, и Богенгард махнул рукой: что, мол, тут-то все понятно, а вот там, куда тебе надо ехать, там до сих пор ничего не попятно.

Лошадь нетерпеливо заржала и, топчась на месте, покосилась в ту сторону, откуда только что прискакала: видно, там остались ее друзья.

Выйдя из мгновенного оцепенения, Бугаевский дал шпоры и, ничего не ответив Богенгарду, ускакал. Он дал коню поводья, так как не знал, где, собственно, он находился и в какую сторону надо ехать, чтобы догнать Щорса.