Повесть о потерпевшем кораблекрушение

— „Подтверждение получено“, — отозвался Обер, отрывая ухо от радиоприемника. — „Нас ждут на побережье в девяноста километрах севернее Казота. Там сплошные валуны да скалы. Придется садиться на воду! Сигнал — зеленая ракета“.

Истребители теперь шли заметно выше, выделяясь миниатюрными силуэтами на фоне темно-синего неба. День давно уже перевалил за полдень, но солнце еще не клонилось к закату, ослепительно сияя в небе раскаленным белым шаром. Далеко впереди, в знойной дымке, стали вырисовываться очертания Казота. Уже можно было разглядеть тоненькие спички огромных дымовых труб.

— „Иди строго над береговой линией! И понемногу снижайся, метров до пятисот“, — скомандовал Обер. Племянница положила аэроплан на крыло, доворачивая, затем выровняла машину и повела ее, выдерживая курс вдоль берега. Внизу проносились скалы, среди них мелькала тоненькая, прерывистая, белая пенистая кромка прибоя, разными оттенками — от желтовато-зеленого до густо-изумрудного расцвечивались прибрежные отмели.

Шли томительные минуты ожидания. Впрочем, Обер не терял времени зря — он торопливо заворачивал документы в кусок клеенки и приматывал получившийся пакет к собственному телу. Лайми напряженно всматривалась вниз. И вдруг, неожиданно, где-то у них за спиной, от земли в небо метнулась белая ниточка и на конце ее повисла искрящаяся зеленая точка.

— „Слева, на семь часов!“ — заорал Обер.

— „Вижу“, — отозвалась племянница.

— „Пикируй прямо туда, над самым морем выравнивай и садись!“ Лаймиола заложила крутой вираж и бросила послушную машину в почти отвесное пике. Обер почувствовал легкость в теле и противную пустоту в желудке. Почти сразу же после этого его вдавило в кресло, и самолет чувствительно тряхнуло. Он понесся над самыми волнами. Сбрасывай скорость и ровненько плюхайся на воду!»

— «Сама соображаю!» — огрызнулась Лайми. — «Эх, жаль машину! Когда еще придется подержаться за такую…»

«Скидывай фонарь! А то не успеем выскочить!» — прервал ее восторги Обер.

Прозрачный полуколпак со стуком откинулся и полетел в воду, в кабину ворвался упругий поток воздуха, немилосердно бивший в лицо и прижимавший к креслам. Но вот аэроплан чиркнул фюзеляжем о гребень волны, накренился, зацепил волны еще и крылом, и круто стал уходить под воду. Обер и Лаймиола дружно нырнули, выбрались на поверхность, отфыркиваясь, и еще успели увидеть, как исчезает в волнах хвостовое оперение.

Издалека от берега к ним спешила шлюпка. А над их головами все явственнее раздавалось гудение моторов. Шлюпка, стуча движком, уже стопорила ход. Обер помог Лайми перевалиться через борт, где ее тут же подхватили руки матросов, затем перевалился сам. Движок взревел и шлюпка стала удаляться от берега.

Тройка самолетов прошла немного в стороне, ушла на разворот, снизилась, и помчалась прямо на них. Воду вспороли пулеметные очереди. На этот раз — мимо. Вдалеке показался перископ подводной лодки, затем стала видна рубка… По двум артиллерийским орудиям на палубе Обер узнал Большую Крейсерскую. Из люков выскакивали матросы, занимая места у зенитного орудия и двух пулеметов. Когда истребители пошли на второй заход, орудие стало огрызаться частыми выстрелами, а затем и пулеметы подводной лодки торопливо заговорили длинными очередями. Это, однако, не задержало истребители. Вновь воду рядом со шлюпкой вспенили пулеметные очереди. В Обера полетели щепки. Однако и на этот раз, кроме нескольких царапин, которые получил один из матросов от обломков расщепленного весла, урона не было.

Шлюпка подошла к самому борту подводной лодки, когда самолеты атаковали в третий раз. Обер толкнул Лайми на дно лодки, закрывая ее собой. Он услышал противный визг рикошетов от стального корпуса подводной лодки, жалобный вскрик одного из матросов, глухую брань и проклятия другого. Лайми тоже застонала. Левый рукав ее платья начал быстро намокать кровью.

Обер, не раздумывая, подхватил ее на руки, перебросил на палубу подлодки, и прыгнул следом сам. Лишь дотащив Лаймиолу до люка и спустив внутрь, Обер задал вопрос:

«Ну как, Лайми, жива? Сильно зацепило?»

Лаймиола лишь простонала сквозь судорожно сцепленные зубы. Однако она была в сознании, глаза открыты. С левого рукава ее платья на пол капала кровь. Один из матросов уже торопливо разрывал упаковку бинта.

«Погоди, я сам», — остановил его Обер. — «Где тут можно устроиться?»

Подводная лодка шла к Архипелагу долго. Несколько дней потребовались на то, чтобы обогнуть Элинор, и еще четыре с лишним дня — на путь через океан к Тайрасану. Лаймиола довольно тяжело переносила ранение. Обер отделался значительно легче. Щепками от лодки было оцарапано лицо и правый бок, да в ногу врезалось несколько мельчайших кусочков металлической окалины. Лаймиола же получила две пули в левую руку выше локтя. Одна прошла навылет, другую, доставшую Лайми, вероятно, рикошетом, пришлось извлекать. У молодой женщины поднялась температура, она плохо спала и бредила по ночам.

Обер не отходил от ее постели. К счастью, сами раны не вызвали серьезных осложнений, и к концу путешествия Лаймиоле стало немного полегче.