Повесть о прекрасной Отикубо

Между тем Сенагон, служившая в доме отца Отикубо, услышала, что во дворце Нидзедоно приняли в свиту госпожи много прислужниц и что господа очень к ним добры. Нимало не догадываясь о том, кто такая на самом деле госпожа Нидзедоно, она явилась к ней, заручившись покровительством одной фрейлины по имени Бэннокйми.

Когда Отикубо увидела сквозь плетеный занавес, кто пришел к ней, она обрадовалась.

— А я-то ожидала увидеть совсем другую, незнакомую мне женщину. Не думайте, что я забыла о вашей прошлой доброте ко мне, но мне приходится опасаться людской молвы, и потому только я не подавала вам до сих пор вестей о себе. Как я рада вашему приходу! Скорей идите сюда!

Сенагон растерялась от неожиданности. Веер, которым она до той поры церемонно закрывала свое лицо, выпал у нее из рук. Ей казалось, что она спит и видит сон.

— Чей это голос? Кто говорит со мной? — спросила Сенагон у Акоги.

— Неужели вы так и не догадались, увидев здесь меня? — ответила Акоги. — Госпожу мою раньше звали Отикубо. Я так рада, так рада, что вижу вас! Тут нет никого из моих старинных приятельниц, и я еще чувствую себя, как в чужом доме.

Сенагон наконец пришла в себя.

— Ах, какая радость! Какое счастье! Так вот, значит, где скрывалась наша молодая госпожа! А я-то все о ней печалилась, из головы она у меня не выходила! Видно, сам милостивый Будда привел ее сюда!

Просияв от радости, Сенагон поспешила к молодой госпоже Нидзедоно. Но невольно перед ее глазами встал образ прежней Отикубо, гонимой, заточенной в четырех стенах мрачной каморки.

Теперь Отикубо нелегко было узнать: она выглядела совсем взрослой и расцвела новой красотой.

«Поистине ее посетило неслыханное счастье!» — подумала Сенагон.

Шурша шелками своих летних одежд, прислужницы Отикубо — числом больше десяти — оживленно разговаривали между собой. Это была прелестная картина!

Но скоро среди них послышался ропот:

— Не успела эта женщина прийти, как уже была принята госпожой. С нами было не так.

— Верно. Но у нее особые заслуги! — улыбнулась Отикубо. Как она была прекрасна! Прекраснее своих сестер, родители которых всю душу вложили в их воспитание.

«Не мудрено, что она поднялась выше них», — думала Сенагон. Пока ее слушали чужие уши, она говорила только обычные слова радости по поводу свидания после долгой разлуки, но когда в комнате не осталось посторонних, Принялась рассказывать обо всем, что случилось в доме Тюнагона после бегства Отикубо.

Акоги покатывалась со смеху, слушая рассказ о том, какая перепалка произошла на другое утро между мачехой и тэнъяку-но сукэ.

— Старая госпожа все последнее время просто из себя выходит. «Такой скандал на свадьбе! Это, верно, мне наказание за грехи в прежней жизни», — жалуется она. А сестра ваша сразу понесла, будто ей не терпелось поскорей родить. Госпожа Китаноката так чванилась своим зятем, а теперь ходит словно в воду опущенная.

— Странное дело! — заметила Отикубо. — Муж мой восхищается его красотой, но почему-то говорит, что нос у него самое замечательное. Почему именно нос?

— Шутить изволит. Нос у молодого зятя страх до чего безобразен: смотрит в небо, ноздри огромные, в каждой можно построить по боковому флигелю и еще посредине останется место для главного здания, — ответила Сенагон.

— Какой ужас! Бедная Синокими! Каково ей слушать такие безжалостные насмешки!

В разгар этой беседы вернулся из дворца Митиери, изрядно охмелевший от вина. Лицо его красиво разрумянилось.

— Сегодня вечером я был приглашен во дворец императора. Меня заставляли пить одну чарку за другой, в голове зашумело. Я играл на флейте, и государь пожаловал мне платье со своего плеча.

Он показал им подарок микадо: одежду пурпурного цвета, густо благоухавшую драгоценным ароматом. Мити-ери набросил ее на плечи Отикубо.

— Это тебе подарок от меня.

— За что ты меня так награждаешь? — улыбнулась она в ответ.

Вдруг ему попалась на глаза Сенагон.

— Как будто я уже видел эту женщину в доме твоего отца? — спросил он.

— Да, правда, — ответила Отикубо.

— Хо-хо, зачем она сюда пожаловала? Я бы, пожалуй охотно дослушал до конца ее высокозанимательный, красочный рассказ о «господине Катано»…

Сенагон, позабывшая, о чем она говорила в тот раз, ни чего не могла понять и только слушала, сидя в почтительной позе.

— Опьянел я, клонит ко сну, — сказал Митиери. Супруги удалились в опочивальню.

«Как изумительно хорош собой муж Отикубо! — думала Сенагон. — И притом сразу видно, что без памяти любит свою жену. Счастливица! Завидная досталась ей судьба»

***

У Правого министра была единственная дочь, которую пора было выдать замуж.