Повесть о прекрасной Отикубо. Повесть о старике Такэтори

«Поистине ее посетило неслыханное счастье!» – подумала Сёнагон.

Шурша шелками своих летних одежд, прислужницы Отикубо – числом больше десяти – оживленно разговаривали между собой. Это была прелестная картина!

Но скоро среди них послышался ропот:

– Не успела эта женщина прийти, как уже была принята госпожой. С нами было не так.

– Верно. Но у нее особые заслуги! – улыбнулась Отикубо. Как она была прекрасна! Прекраснее своих сестер, родители которых всю душу вложили в их воспитание.

«Не мудрено, что она поднялась выше их», – думала Сёнагон. Пока ее слушали чужие уши, она говорила только обычные слова радости по поводу свидания после долгой разлуки, но когда в комнате не осталось посторонних, принялась рассказывать обо всем, что случилось в доме тюнагона после бегства Отикубо.

Акоги покатывалась со смеху, слушая рассказ о том, какая перепалка произошла на другое утро между мачехой и тэнъяку-но сукэ.

– Старая госпожа все последнее время просто из себя выходит. «Такой скандал на свадьбе! Это, верно, мне наказание за грехи в прежней жизни», – жалуется она. А сестра ваша сразу понесла, будто ей не терпелось поскорей родить. Госпожа Китаноката так чванилась своим зятем, а теперь ходит словно в воду опущенная.

– Странное дело! – заметила Отикубо. – Муж мой восхищается его красотой, но почему-то говорит, что нос у него самое замечательное. Почему именно нос?

– Шутить изволит. Нос у молодого зятя страх до чего безобразен: смотрит в небо, ноздри огромные, в каждой можно построить по боковому флигелю и еще посредине останется место для главного здания, – ответила Сёнагон.

– Какой ужас! Бедная Синокими! Каково ей слушать такие безжалостные насмешки!

В разгар этой беседы вернулся из дворца Митиёри, изрядно охмелевший от вина. Лицо его красиво разрумянилось.

– Сегодня вечером я был приглашен во дворец императора. Меня заставляли пить одну чарку за другой, в голове зашумело. Я играл на флейте, и государь пожаловал мне платье со своего плеча.

Он показал им подарок микадо: одежду пурпурного цвета, густо благоухавшую драгоценным ароматом. Митиёри набросил ее на плечи Отикубо.

– Это тебе подарок от меня.

– За что ты меня так награждаешь? – улыбнулась она в ответ.

Вдруг ему попалась на глаза Сёнагон.

– Как будто я уже видел эту женщину в доме твоего отца? – спросил он.

– Да, правда, – ответила Отикубо.

– Хо-хо, зачем она сюда пожаловала? Я бы, пожалуй, охотно дослушал до конца ее высокозанимательный, красочный рассказ о «господине Катано»…

Сёнагон, позабывшая, о чем она говорила в тот раз, ничего не могла понять и только слушала, сидя в почтительной позе.

– Опьянел я, клонит ко сну, – сказал Митиёри.

Супруги удалились в опочивальню.

«Как изумительно хорош собой муж Отикубо! – думала Сёнагон. – И притом сразу видно, что без памяти любит свою жену. Счастливица! Завидная досталась ей судьба»

У Правого министра была единственная дочь, которую пора было выдать замуж.

– Хотел я предложить свою дочь государю, – говорил он, – да побоялся. Кто мог бы в этом случае поручиться за ее судьбу, когда меня не будет в живых? А вот молодой тюдзё, насколько я мог узнать его за время нашего знакомства, человек надежный и верный. Я бы охотно отдал за него свою дочь. Правда, я слышал, будто у него есть возлюбленная. Но ведь она не из знатного рода, значит, ее не назовешь настоящей законной супругой, с которой стоит считаться. В наши дни лучшего жениха не найти. Я уже давно присматриваюсь к нему, он мне по сердцу. Это человек с большим будущим.

Правый министр стал думать, кто бы мог послужить посредником в этом деле, и поручил сватовство кормилице Митиёри.

Кормилица отправилась к своему молочному сыну и стала ему говорить:

– Правый министр просил меня о том-то и том-то… Это заманчивое, очень лестное предложение.

– Если б я был одиноким, – ответил Митиёри, – то с радостью согласился бы, но у меня есть возлюбленная, которую я никогда не покину. Сообщи, кормилица, мой решительный отказ.

Сказал, как отрезал, и вышел из комнаты.

Кормилица подумала: «У госпожи Нидзёдоно, видимо, нет ни отца, ни матери. Молодой господин – единственная опора в жизни. А у дочери Правого министра богатая могущественная родня. Есть кому позаботиться о том, чтобы зять жил в роскоши и довольстве».

И вместо того чтобы передать Правому министру решительный отказ Митиёри, кормилица сказала от его имени следующее:

– Прекрасно, я очень рад. Выберу счастливый день как можно скорее и пошлю письмо невесте.

Услышав, что жених согласен, Правый министр, не тратя времени, стал готовиться к свадьбе. Обновил всю домашнюю утварь, роскошно отделал покои для молодых, нанял новых служанок, – словом, ничего не было забыто.

Скоро кто-то шепнул Акоги:

– А знает ли ваша госпожа, что господин тюдзё женится на дочери Правого министра?

Акоги очень удивилась:

– Нет, в господине нашем не заметно никакой перемены. Да полно, правда ли это?

– То-то, что правда. Свадьба, говорят, назначена на четвертый месяц года. В доме Правого министра такая горячка, все с ног сбились…

Акоги сообщила обо всем своей молодой госпоже: