Повесть о приключениях английского милорда Георга

От сего странного приключения перестал уже он как охотник думать и печалиться о потере своих собак, но пришел в великий страх, – не мог понять, от чего сие происходило, однако ж, укрепив себя рассудком, отважился тем кровавым следом ехать далее, любопытствуя, не может ли еще чего увидеть, ибо оный след за происходящим от месяца светом и многой крови, потерять было не можно.

И так по сему следу нечувствительно заехал он в превеликий густой лес, по которому, ездивши почти всю ночь, не знал, куда выехать, и лошадь свою так утомил, что едва она могла идти. Сие отняло у него последнюю смелость, тут начал он приходить в отчаяние, потому что заехал в незнаемый великий и почти непроходимый лес, в котором от лютости зверей мог быть подвержен великой опасности, а к обороне своей ничего при себе, кроме одного охотничья ножа, не имел, и за утомлением лошади никак далее ехать ему было не можно.

В сих печальных размышлениях до тех пор он находился, как уже солнце опять стало показываться на горизонте, и небо, как яхонт голубого цвета, представлялось глазам его, по которому текущие тонкие и прозрачные облака обещали ясную и приятную следующего дня погоду.

Чрез сие осияние, лес впереди него стал казаться гораздо реже, сквозь который видно было чистое место. Направил он туда свою лошадь, выехал на небольшой, с редкими лавровыми деревьями луг, на котором произрастали различные прекраснейшие цветы, от которых происходило великое благоухание, и показывали приятнейший вид.

Милорд не инако о сем прекрасном месте думал, что оно нарочно уготовано богинею Церерою для чистейшей богини Дианы, когда она приходит утружденная с ловитвы со своими нимфами для сладкого покоя. Веселясь сим прекрасным местом и смотря на растущую на том лугу ровную и густую траву, наслаждался благоуханием, происходящим от различных цветов, с великим удовольствием.

Но как он всю ночь препроводил без сна, а обыкновенно на утренней заре лучший и приятный бывает у человека сон, особливо же по претерпении великого беспокойства, то сон его так стал одолевать, что едва мог сидеть на лошади, – чего ради принужден он с лошади слезть и, привязав ее к одному дереву, сам лег под тенью оного, на зеленой и густой траве, спать.

А как довольно выспался, то, вставши, ходил по сему прекрасному лугу, рвал цветы и плел из них венок, который хотел отвезти в презент к своей невесте, за превеликую диковинку, ибо он думал, что в Лондоне и в королевском саду таких цветов не было. Только не знал, в которую сторону ему из лесу выехать, и для того принужден был влезть на одно дерево (нужда всему научит), и, смотря с оного, увидел недалеко от того места небольшую редкую и подчищенную рощу, от которой по першпективой[11] дороге, усаженной разными деревьями, виден был преогромный каменный, удивительной архитектуры, дом.

Увидевши сие, пришел он в удивление, рассуждая, какому бы в таком пустом месте быть дому; чего ради и принял намерение для любопытства туда ехать.

И, севши на свою лошадь, приехал прямо к воротам того дома, у которых прикованы были на железных цепях два превеликие свирепые льва, испускающие преужасный рев, и бросались один на другого, но за короткостью цепей сразиться между собою не могли.

Любопытство милорда столь было велико, что он, презирая видимую от сих лютейших и дышащих злобою зверей опасность, вознамерился проскакать на двор и, так ударивши свою лошадь шпорами, пустился во всю пору. Но от лютости сих зверей ускакать не мог, ибо как скоро против них поравнялся, то они, во мгновение ока ухватив, его лошадь растерзали, а он, свалясь с лошади, так скоро и легко на двор откатился, как бы сильным ветром его от лютости сих зверей отбросило.

Тут познал он безрассудное свое, от любопытства происходящее, дерзновение. И, вставши с земли, не знал, которым богам приносить благодарность, за спасение своей жизни.

Но при том немало удивлялся, что как на дворе, так и в открытых у палат окнах, не видно было ни одного человека; чего ради пошел он прямо к палатам – и вошел в сени, в которых пол устлан был коврами, стены обиты разноцветными ткаными обоями, а лестница устлана самым лучшим алым сукном, по которому он идти не осмелился, а пошел вверх по стороне лестницы, и вошел в пребогато меблированный различными драгоценными уборами зал, посреди которого накрыт был на восемнадцать приборов стол. А в прочие покои все двери были отворены, и чрез несколько комнат в одной горнице стояла бархатная малиновая, с золотым галуном[12], кровать. По всем имеющимся в том доме богатым уборам надобно было думать, что сей дом принадлежал какому ни есть королю или знатному принцу.

Только людей ни одного человека не было, чего ради он во внутренние покои идти и не осмелился, но вышел опять в сени – хотел стать и дожидаться, не может ли кого увидеть и обо всем осведомиться.

Но только вышел он в сени и взглянул к воротам, то увидел подъезжающую к оным одну карету цугом[13]. И прикованные у ворот злобные львы тотчас пошли в места назначенные для их покою.