Повесть о "разделённой любви"

...А жителей «провинившихся» колоний пока всё сжигали, для верности скашивая сопротивлявшихся пулеметным огнем. Зачем? Да всё затем же, чтобы и соседям их – украинцам — неповадно было не только прятать беглых, но просто своевольничать — зарывать от ЧОН остатки хлеба. А главное, мужиков укрывать от пятнадцати до шестидесяти лет, которых до последнего мели в армию под знамена всё того же ПредРЕВВОЕНСОВЕТА Льва Троцкого. А сам он в это же время блажил с трибуны IX съезда партии: «Что такое Украина? Украина, разъединенная десятком режимов — меньшевиков, социалистов-революционеров — и всеми остальными болезнями болеющая? Мы знаем хорошо, что наши партийные организации на Украине... отражают те же самые болезни. В этом я слишком хорошо убедился на Украине, когда в каком-нибудь городе встречал сколько угодно критики, брюзжания и болтовни, а когда приходилось мобилизовывать на фронт даже партработников шло пять человек, а дезертировало 95. (Аплодисменты.) Делать уступки этим элементам не приходится и было бы недопустимо». Потому бегство с позиций большевистских комиссаров-бездельников «наказывалось» «оргвыводами, выговорами и строгими выговорами». (А сопротивление мобилизации, и то же дезертирство с фронта украинского мужика-труженика – кормильца семьи, его немедленным, после поимки, расстрелом. Истреблением всех (с 10 лет!) мужчин семьи. Ограблением казнённых с отобранием у оставшихся хозяйства, дома и земли... И что страшно не менее, сиротством выброшенных на улицу – на муки и гибель — малолетних детей... Неуёмный же оратор все камлал, паясничая, выбалтывал вовсе не потаенные — а ко всем обращенные собственные свои — задумки превращения страны в огромный концлагерь. И изрыгал высокомерно и назидательно: «...Только и всёнепременно кар-рательные меры, от которых мы не уйдем, по отношению к шкурникам и дезертирам (то есть к народам Украины! — В. Д.) — словом, целая сложная система духовных (!) мероприятий, организационных, материальных, премиальных, карательных, репрессивных, которая может в результате своего согласованного систематического применения на основе общего подъема уровня культуры в стране (где расстрелы — рутинная повседневность и они же вся сумма аргументов. — В. Д.) в течение ряда лет, десятилетий, поднять производительность труда, поднять на такую высоту, на какую никогда, ни при каком другом строе производительность труда не повышалась».

…На собственной шкуре испытали мы эти планы, воплощенные верным его учеником Сталиным.

Много прежде того, цену им просчитал, тоже, как оказалось умеющий слушать и читать россиянин из прибалтов. Русский, без дураков, патриот со славной — от Ивана III — семейной историей. Архитектор в миру, помянутый нами выше, Альфред Розенберг. Круто проварившийся в пред- и постпереворотном котле разрушаемой, а потом и взорванной большевиками, России. Узнававший о происходящем в ней и с нею не «из газет». А самолично – боками. Не брезгуя интеллигентски, — перебарывая лишь только естественное отвращение, — внимательнейше (стараясь ничего не пропустить!) выслушавший и даже законспектировавший «всего» публичного, площадного Троцкого. Превратясь — как сам признался – в «почитателя завлекательнейшего его бреда». Раз навсегда решив для себя как с такими кончать. Просчитал их и приютивший его в конце 1918 года, после иммиграции, австрийский единомышленник его. Мюнхенский журналист Адольф Гитлер. Кое кто ещё. Всё сошлось. Счёт предъявлен был. Мы уплатили по нему. Пусть двадцатилетием позднее». Вот тогда понял окончательно, что «ничто не забывается». И в который раз повторил про себя, — взрослым уже человеком, с каким-никаким опытом Возмездия, — что Божественный, а потому Справедливейший «Закон этот – он всегда Закон!» по моему незабвенному опекуну.

…Мартин Тринкман не отступился от надежды поведать миру о жестокости комиссаров-евреев. Твердо решил: он обязан, он должен во что бы то ни стало живым выбраться из большевистского ада к себе в Европу. И там успеть рассказать всем немцам и голландцам — немцам, в первую очередь, — гражданам Австрии, Германии, Швейцарии и других стран, где они живут, — о том, что вытворяют с мирными немецкими колонистами их мирные еврейские соседи. Как все это удастся ему сделать он еще не знал. Не думал даже. Помыслить – инвалид — не мог. Даже как из совдепии переберется на Запад, представления не имел. К кому он там обратится — тоже. Но все уверял и уверял себя что сумеет — обязательно сумеет — исполнить задуманное! Пока что он помогал своему будущему тестю — отцу Отто. Отремонтировал всю технику что, по военному времени, отстаивалась по машинным сараям. Устроил водопровод. Перебрал черепицу. Поставил и отладил водяную мельницу. Переложил печи. Все это было непросто однорукому инвалиду...Проще оказалось полюбить… И самому стать объектом любви.

57. Rid bei Braunau-am-Inn