Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

Истинно, через камни и скалы тянулась тропа; и с бодрым сердцем они приступили к дороге и шли целый день, не встретив ничего живого – ни капли воды, ни зеленой былинки, – ничего, кроме блеклого камня под солнцем. Доверяя тропе, они не видели более Равнины Блаженных, потому что на севере великой стеной поднялся горный хребет, а они все шли по ущелью, иногда пересекавшемуся выступами, гребнями и ложбинами.

На закате они отдохнули и ели, ибо очень устали, а потом легли и спали так крепко, как в самом лучшем чертоге. Утром же спокойно поднялись и, обменявшись несколькими словами, продолжили путь, а тропа все вела их вперед. И вот великий хребет на севере стал подниматься все круче, так что не было теперь и речи о том, чтобы подняться на него; однако слепая вера в тропу не подвела их. Вечером передохнув, путники съели и выпили все, что у них оставалось, не тронув разве что пару глотков вина, а потом направились дальше под лучами луны, столь яркой, что она освещала их путь. И с Холблитом стало так, что, шагая вперед, он, как бывает с людьми очень утомленными дорогой, забыл, кто он сам и кто его спутники, да и есть ли у него таковые. В полночь они вновь легли, голодные и усталые. С рассветом же путники встали и пустились вперед, уже теряя надежду, ибо хребет с севера подступил к самой тропе отвесной стеной бледного камня, через которую могла бы перелететь разве что птица. И посему утром они думали только о том, что сложат свои кости в этой горькой пустыне, где некому будет найти их останки. Но когда, удрученные голодом, тяжело ступали они по узкой тропе, из сухой гортани Холблита вырвался крик, и ему как будто бы ответило подобное карканье. Идущие обернулись и увидели, что он указывает на стену утеса, и… О! На половине высоты озаренной солнцем скалы в каменной нише стояли два ворона; хлопая крыльями, они каркали, вертели головами и кланялись; а потом взмыли в тонкую чистую высь над головами путников, словно бы хриплым смехом выражая радость встречи.

Тут возвысилось сердце Холблита, и, хлопнув в ладоши, он запел старинную песнь родного народа, и голос его прозвучал между скал, должно быть, от века не слышавших поющего человека.

Куда летишь и откуда,
Ворон наших отцов?
Если с поля, поведай,
Чей там ячмень созрел.
Если с чертога, реки нам,
Где собранье бойцов,
Что убирать собрались
Не свой, а чужой удел.
Реки нам, где копит силу
Издревле свободный народ?
Где тень чертога укрыла
Лезвий копейных свет,
Где над коньком чертога
Ворон тревогу бьет,
Где вспоминает ворон
Пиршества прошлых лет?
Там соберутся парни,
Соберутся на первой заре,
Недолго белой в день битвы
Будет роса на траве.
Скликает коней ретивых
Белый рог в серебре,
И ветер в ответ завоет,
О птица отцов наших,
Не время тебе отдыхать.
Слетай за ближнюю гору,
К дому наших врагов.
Увидишь на дальнем поле
Скошенную нами рать,
Ешь вволю, о вещий ворон,
Досыта корми птенцов.

И, горделиво подняв голову, он зашагал дальше, а вороны летели над ним, каркая дружелюбно, словно бы отвечая на песню.

Но – чуть погодя – случилось, что дорога разом повернула к утесам, тем самым смутив ищущих; однако Холблит, забежав вперед, увидел в лике утеса великую полость, возле которой оканчивалась тропа; повернувшись, он крикнул своим спутникам, и, поспешив, они наконец остановились перед нею, и сомнение примешивалось к их радости, ибо теперь, быть может, явились они к воротам Равнины Блаженных или же к вратам смерти.

Повесив голову, унылый муж молвил:

– Не новая ли западня ожидает нас? Что мы делаем здесь? Разве путь этот не приведет к смерти?

Молвил затем старейший из старцев:

– Разве не смерть по обе руки от нас, разве не осаждены мы ею, словно державный властелин изменой?

Рек и второй:

– Да, ибо похожи мы на рать, путь которой преграждает многолюдное войско врага.

Но Холблит расхохотался:

– Что же вы медлите? Что до меня, будь здесь смерть, я бы поторопился навстречу ей.