Повесть о Сергее Непейцыне

В тарантас под перину Филя набил много сена, и лежать было мягко, даже на ухабах. Вытянувшись рядом с братом, Сергей думал, что все очень похоже, как ехали когда-то в Петербург, и все уже другое. Лошади не буланые, а гнедые, тарантас перекрашен серой краской, сзади, как тогда, гремит телега Фили и Ненилы, но и они стали степенней, везут нажитое добро, ихняя перина под ним. Тот же Фома трясется на козлах, но теперь он мурлыкает песню, а при дяденьке не решался. И главное, сами-то с Осипом уже взрослые. Каждому выданы напечатанный на пергаменте патент на первый чин и свидетельство что отпущен в Псковскую губернию на двадцать восемь дней, по истечении каковых обязан в штабе Екатеринославской армии явиться к артиллерийскому начальнику. Конечно, радостнее бы через месяц ехать в Ригу. Но, может, судьба послала на войну, чтоб отличиться, и тогда уже приведет к Соне?

Осип перед отъездом трое суток кутил с Дороховым и первые дни дороги проспал почти целиком. Потом стал требовать, чтоб остановились хоть на сутки во Пскове — будто устал от тряски, — и очень расстроился, когда узнал, что едут не прежним путем, а через Порхов. Но Сергей понимал, что дело не в усталости, а брату хочется покрасоваться по городу в новом алом мундире с черным бархатом и золотым шитьем, Он и по захолустному Порхову прошелся гоголем, стреляя глазом в окна домов почище.

А еще через двое суток под вечер упарившиеся кони вывезли тарантас на опушку соснового бора, и путникам открылись Великие Луки, разбросавшие церкви, домики и сады над крутым изгибом Ловати. Фома привстал на козлах, свистнул, стегнул по всем трем одним взмахом кнута и через полчаса подкатил к длинному одноэтажному дому. Сергей выскочил из тарантаса прямо на крыльцо.

В сенях и в первом за ним и покое никого не было. Красноватое солнце ложилось на домотканую дорожку, убегавшую во вторую комнату. Там у окна, над шашками, сидели окутанные табачным дымом дяденька и Моргун. Услышав быстрые шаги, Семен Степанович поднял глаза, увидел крестника и с растерянно-радостным лицом стал медленно подниматься со стула. Несколько шашек покатилось на пол.

— Сережа! Сергун! — сказал дяденька сдавленным голосом и раскрыл объятия. — Молодец какой вырос! Друг мой! Батюшки! Сокол! — Он в радости говорил, что приходило на язык.

Сергей целовал поредевшие, поседевшие волосы на виске, щеку в морщинках, усы, глаза. И Семен Степанович целовал без счету — куда пришлось. Горячая волна прихлынула Сергею к сердцу — так вот как ждал, как любит!

— С Ермолаем-то поздоровайся! — сказал дяденька, явно нехотя выпуская плечи крестника.

И Сергей перешел в однорукое объятие Моргуна, сразу почувствовав знакомый запах табаку и конюшни, ощутив по-прежнему железные мускулы.

— Всем взял, да зачем не драгун! — сказал старый вахмистр.

А дяденька уже перецеловался с вошедшим Осипом, с Филей, Ненилой и приказывал, куда вносить поклажу.

И наступили счастливые дни. По настоянию Семена Степановича Осип, отдохнув от дороги, уехал в Ступино, а Сергей поселился в одном покое с дяденькой и почти с ним не расставался. С ним завтракал, слушал, как разбирает приходивших жалобщиков, вместе обедали, потом шли в обход по городу. Казалось, Семен Степанович знал в лицо и по имени всех обывателей, по кличкам и мастям их лошадей, коров, собак; знал, у кого какая домашняя птица, какая и где идет постройка. Он заглядывал в торговые ряды, нюхал воздух и распекал купцов за нечистоту, бранился за грязь во дворах, приказывал починить мосток через канаву, а там — дощатый тротуар, грозил посадить в «холодную» встречного пьяного мещанина и наряжал арестантов подметать площадь перед собором. А между этими делами расспрашивал Сергея о корпусных порядках, об учителях, Верещагине, товарищах или рассказывал о Великих Луках, о своей должности.

— Конечно, полком я бы лучше командовал, раз там все досконально за долгую службу изучил, — говорил он Сергею, ложась в постель, в первый же вечер. — Но и здесь полагаю себя не без пользы для спокою людей. Главное же, взяток не беру, оттого никому не обязан и могу по совести поступать. Не велика наша вотчина, но ежели без расточительства, то кормит досыта. Только с Осипом вовремя тебе разделиться надлежит, чтоб от его шематонства не страдать… Э, да ты спишь уже?..

Как крепко спал Сергей эти ночи! Но обязательно просыпался ровно в шесть часов, в то самое время, когда в лагере так недавно играл зорю старый Мокей. И до чего сладко было, взглянув на спящего у противоположной стенки дяденьку, повернуться на другой бок, укутаться получше от утреннего холодка и снова заснуть с мыслью, что уж никогда никто не сдернет с тебя одеяло!

Один недостаток был в отпускном времени — оно летело невероятно быстро. Прошла неделя, дни второй замелькали, кажись, еще быстрей.

— Надобно и тебе, друг любезный, съездить к матушке, — сказал Семен Степанович. — Конечно, ей сейчас один свет в окошке — Иосиф Прекрасный, но должен и ты с ней повидаться, чтоб не могла пенять, будто не знаешь чувств сыновних.