Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую

Тихо, не тревожа колокольным звоном город, в положенные дни неспешно собираются «золотые пояса» — вечники. Вот и сейчас они уже сидят на дубовых скамьях, полукольцом охвативших вечевую площадь. Пестреют разноцветные кафтаны, сверкают, в утренних лучах яркого весеннего солнца золото и каменья. Но каждый из сидящих дам на скамьях дорожит своим поясом больше, чем самой богатой одеждой — расшитыми золотом кафтанами и плащами, портами из тонкого сукна, рубахами из заморских шелков. Дорожит больше, чем тяжелыми нашейными гривнами из литого червонного золота, больше, чем перстнями с дорогими каменьями, больше, чем всеми прочими драгоценностями. И гривны, и перстни — всего лишь украшения. Всяк, у кого есть на что, может их купить, надеть на шею или нанизать на персты. А вот золотые пояса имеются только у трёх сотен самых почтенных мужей — у знатных родовитых бояр да кое у кого из богатых купцов. Золотой пояс — это право подавать голос на вече. Потому и называют владельцев золотых поясов вечниками. Они-то и правят жизнью Новгорода. Выбирают тысяцкого — начальника над новгородскими полками и прочих должностных лиц, кому дано ведать судом, сбором налогов, приемом иноземных послов и другими важными делами. Выбирают и правителя города — посадника.

Теперь, пожалуй, настало время рассказать, каким образом оказался Добрыня новгородским посадником. Не раз доносили великому князю соглядатаи, что на Подоле Добрыню больше самого князя почитают. Как увидят его, и здравицы кричат и по-другому величают. «Ты, — говорят, — Добрынюшка, только свистни!»

«Не зря льнёт к Добрыне подольская чернь! — подозрительно думал князь. — Воевода и сам из смердов. А что, если он и впрямь возьмет и свистнет?» Вот и решил отослать Добрыню в Новгород.

Новгородские бояре, которые только и мыслят, как уйти из-под власти Киева, не больно-то будут привечать посадника, присланного киевским князем.

Добрыня дальнозоркими глазами издали разглядел среди одной группы вечников боярина Ставра. Если Ставр со своими сторонниками расположился на левой стороне полукольца, образованного скамьями, то боярина Ратибора — Ставрова противника, следовало искать на правой стороне. Вскоре Добрыня увидел за толпой и его. Ратибор тоже был окружён своими людьми. Сидел на одной из скамей и господин Садко — тоже подпоясанный золотым поясом.

Сегодня на вече среди прочих вопросов должно было решить — идти ли Новгороду походом на суздальцев. Волновало это не только вечников, но и всех других жителей города — и бояр, и купцов, и простых горожан. Воины городской стражи с копьями и секирами не пускали народ на вечевую площадь. Зато никто не мешал любопытным толпиться вокруг. И хотя утро только начиналось, да и вече ещё не приступило к обсуждению вопроса о походе, толпа возле Ярославова дворища всё густела.

Увидев приближающегося посадника, стражники растолкали любопытных, очистив проход. Из толпы, узнав Добрыню, закричали:

— Веди нас в поход, Добрыня, как водил в былые времена!

— В поход!

— Добрыня! Слава Добрыне! — слышалось в толпе. Но там же кричали и другое:

— Не пойдём на братьев! Не хотим братней крови! — И опять повторяли: — Добрыня! Добрыня!

Даже по скамьям вечников, казалось, при приближении посадника прошла волна. Добрыня, не обращая внимания на крики, по расчищенному стражниками проходу неспешным шагом прошел к своей канцелярии.

Пока новгородский посадник занят последними распоряжениями перед тем, как открыть вечевое собрание, мы поближе познакомимся с некоторыми из вечников и с другими лицами, от коих зависит решение нынешнего вече. Непростое это дело — разобраться в делах города, который носит имя Господин Великий Новгород.

* * *

Новгородский князь год за годом — почти с той самой поры, когда пригласили его сюда на княжение, — жил лениво. Изо дня в день стыл в сонной дреме большой княжеский дворец, одиноко возвышавшийся меж Волховом и Волховцом на косогоре Рюрикова городища.

В кои-то веки, в седую старину сидел тут Рюрик, а вот имя его на Руси до сих пор не забывали. Да и мудрено было забыть, потому что весь княжеский род, многочисленное ныне княжье племя вело свою родословную от Рюрика, как от корня. Что же касается новгородцев, то они больше всех о нём знали — о Рюрике — и больше всех спорили — как оно все было на самом деле, потому что дело происходило на их земле.