Повесть о смуте годов Хэйдзи

Сыновья сёнагона Синдзэй превзошли прочих в знаниях внутреннего и внешнего учений[92], изучили мудрость Японии и Китая, и до самого дня ссылки встречались то здесь, то там, писали китайские поэмы, слагали японские стихи, печалясь о скорой разлуке. А когда наступил час расставанья, писали друг другу послания, в которых изливали свои чувства, и приходили провожать друг друга. Тех, что направлялись к Западному морю, ждал путь через многорядные волны, а те, что уезжали в Восточные земли, преодолевали десять тысяч ри через горы и реки. Проходили одну заставу за другой, сменили много мест ночёвки, а всё не было им утешения. Дни проходили за днями, сменялись луны, а слёзы их не просыхали.

Был среди них Харима-но тюдзё Сигэнори. Отправили его в дальние пределы, и мысли его об оставленной престарелой матери и малолетних детях не передать словами. От великой печали по столице то и дело останавливался он передохнуть, и снова пускаться в путь не спешил. В Аватагути остановил коня и сложил:

На зелёной траве	Митинобэ но
При дороге	Куса но аоба ни
Дам передышку коню.	Кома томэтэ
Ещё б один раз	Мао фурусато о
Бросить взгляд на родные места.	Каэримиру кана

Так всё дальше и дальше он шёл по приморской дороге, к побережью у Наруми, через горы Футамура, Миядзи, Такасино, перешёл мост через реку Хамана, горы Саёнонака и Уцуно, любовался высоким пиком Фудзи, о котором до тех пор лишь слышал в столице, миновал гору Асигара. Не ведая, когда же закончится путь, пошёл по равнине Мусасино, видел колодец Хориканэ[93], и, наконец, прибыл к земельной управе Симоцукэ и взглянул на Муро-но Ясима, где «сиротливо вьётся дымок»[94] и тогда уж не смог сдержать своих чувств и разрыдался.

Для меня одного	Вага тамэ ни
Приготовили место	Арикэру моно о
В Симоцукэ,	Симоцукэ я
В Муро-но Ясима,	Муро-но Ясима ни
Где не проходит печаль.	Таэну омои ва

И вот это-то место, что не чаял увидеть во сне, пристанищем стало ему; хижина из травы в незнакомой глуши — не с чем даже сравнить. В думах о былом и нынешнем промокли от слёз рукава, и не понять, в какой же день и в каком году просохнут они. И всё не кончалась недолговечная, как росинка, жизнь, рассветы и сумерки проходили своим чередом, а печаль о столице не покидала его.

7 | КОННОМАРУ СПЕШИТ ИЗ ОВАРИ В СТОЛИЦУ

Наступил первый день первой луны второго года Хэйдзи, новый год сменил старый, но церемонии Первых трёх дней нового года не проводились как следует. Дворцовая церемония Утреннего приветствия государю[95] была отменена по примеру годов Тэнгё[96], и государя-инока также не поздравляли, поскольку он пребывал в Ниннадзи.

А в пятый день в столицу, туда, где жила Токива, тайно прибыл юный Конномару, что служил Левому конюшему Ёситомо. Обессиленный, он упал с коня и не мог говорить, пока не перевёл дух. Когда силы вернулись к нему, он встал и сообщил:

— Господин конюший третьего дня пал от руки своего потомственного вассала Осада-но Сиро Тадамунэ в Нома, что в краю Овари, — при этих его словах Токива, а за ней и все остальные в доме горестно зарыдали в голос. Как же им было не плакать, когда осталась Токива одна, без супруга, с которым стелила рукава на общее изголовье! К тому же было у неё трое малолетних детей, старшему — восемь, среднему — шесть и младший двух лет[97], и все мальчики[98].

— Тяжкая участь их ждёт, если нас схватят! — плача, сокрушалась Токива, и глубину её горя было не выразить.

Конномару рассказывал:

— Господин конюший, проиграв сражение, направился в Оохара. С боями прошли Ясэ, Рюгэгоэ, в конце концов, разбив противника, вышли в Нисиоми, и под видом войск, что направляются с севера в столицу, благополучно миновали Хигасисакамото, Тодзу, Карасаки, бухту Сига, так что и рассказывать не о чем. Через реку Сэта переправились на лодках, а от Нодзи пошли вдоль склонов горы Миками, потом шли, скрываясь, по лесным дорогам на горе Кагамияма и вышли к реке Этигава.

— Хёэ-но скэ[99]! — позвал он Ёритомо, но тот не отозвался.

— Какая жалость! Отстал! — досадовал Ёситомо, и тут Хирага-но Сиро из Синано поехал назад, отыскал Ёритомо и вместе с ним догнал остальных у поместья в Оно. Господин конюший радовался и спрашивал:

— Ёритомо, а с чего это ты отстал?

И тот отвечал:

— Всю ночь гнал коня, а на рассвете задремал, и у дамбы в Синохара меня окликнули. Открыл глаза — и увидел, что какие-то люди, числом больше пятидесяти, меня окружают; я выхватил меч и разрубил голову тому, кто приблизился спереди к моему коню. Ещё одному отсёк руку, а слуги мои повалили его пинками. Увидев смерть этих двоих, остальные отступили, и я прорвался сквозь их ряды.

Такой рассказ Ёритомо порадовал господина конюшего, и он похвалил его:

— Молодец! Прекрасно держал себя!