Повесть о солдатском бушлате

— А что я делаю? Я что-нибудь делаю, да? Чуть что Терёхин! Чуть что — Терёхин! А мы Балерину на вратаря учим! — Он прокричал всё это на одном дыхании, одним залпом — голос у него был что надо!

Макаров отчётливо представил себе, как по вечерам Борькина мать кричит из форточки на всю улицу: «Боря! Домой! Бо-о-оря! Кому я сказала?!» А он отвечает откуда-нибудь с другого конца улицы: «Не-е, мам! Я ещё погуляю!» Только в подобных перекличках рождаются и закаляются такие голоса, какой был у Борьки Терёхина.

— Если вы не хотите, Татьяна Васильевна, пожалуйста, мы не будем! — кричал Борька. — Больно нам надо!

— Ладно, — сказал Макаров. — Они сами разберутся.

По привычке заядлого курильщика он уже вынул портсигар и нетерпеливо постукивал по нему пальцами.

— Вы знаете, вообще этот Терёхин — неплохой мальчик, подвижной очень, живой… — сказала Татьяна Васильевна, и Макаров подумал: а говорит ли она когда-нибудь о ком-нибудь плохо? Наверно, нет. — Да, очень живой мальчик, только разболтанный немного. Курить вот начал, наверно, с десятилетнего возраста, и ничего не можем с ним поделать…

— Его мать лупит, чтобы не курил, а он всё равно курит, — сказала одна из девочек.

Макаров смущённо спрятал свой портсигар в карман.

— Ему надо дать какое-нибудь общественное поручение, — сказала Люда Лепёшкина. — Тогда он исправится.

Девчонки тут же заспорили о Терёхине: кто ругал, а кто заступался за него. Сам Терёхин в это время в своей красной футболке с девяткой на спине по-прежнему гонял мяч. В окно Макарову было видно, как мальчишки снова разделились на две команды и теперь носились по пустырю. А Лёня Балерина опять сидел в стороне и, закатав штанину, рассматривал разбитое колено.

Когда-то в детстве Макаров тоже мечтал стать классным футболистом и теперь впервые пожалел, что его мечта так и не сбылась. На минуту он даже вообразил себе, как подходит к ребятам, как показывает им один приём, другой, как изящно и небрежно перекидывает мяч через себя и мальчишки во все глаза следят за каждым его движением… Это было бы здорово!

3

Варежку Люды Лепёшкиной искали не так уж долго, но всё же минут десять, не меньше, заняло это маленькое происшествие. Макаров привык ценить время, привык к тому, что в его работе — работе радиста — каждая потерянная секунда может обойтись очень дорого, а потому, и в обычной жизни зря потраченные минуты вызывали у него ощущение недовольства и тревоги.

Мороз усиливался, и ветер, точно соревнуясь с ним, тоже становился всё злее. Ветер лизал снег, и над равниной закручивались длинные языки снежной пыли. Макаров был человек городской и не очень-то разбирался в тех предупредительных знаках, которые посылает человеку природа, но эти снежные вихри показались ему тревожным предзнаменованием. Он поторапливал ребят. Оставалось не так уж много: самое большее через час-полтора они должны выйти к сопке, обогнуть её и оказаться у цели.

Макаров теперь то шёл впереди, прокладывая лыжню, то отходил назад, в хвост цепочки, чтобы подбодрить отстающих.

Когда он сходил с лыжни и пропускал ребят вперёд, он словно бы принимал парад. И Генка Смелковский, главный остряк класса, салютовал ему палкой, брал «на караул». Остальные ребята тоже проходили мимо него лихо и небрежно, стремясь показать, что ни капли не устали, что нипочём им эти пройденные километры. Особенно старалась маленькая Люда Лепёшкина.

Она шла, деловито насупив брови, и время от времени вопросительно взглядывала на Макарова, точно справляясь, всё ли делает так, как надо. Люда стремилась загладить свою оплошность и упорно не желала оставаться в хвосте, где ей полагалось быть по росту.

Вообще Люду Лепёшкину поначалу не хотели брать в этот поход. Люда даже поплакала, но слёзы не помогли, и тогда в школу пришёл её отец. «Возьмите девчонку, — сказал он. — Ну до каких пор ей ходить в слабеньких? А захнычет — не обращайте внимания. Отстанет — не ждите, пусть сама догоняет. А как же иначе? Надо же когда-нибудь привыкать к настоящей жизни. Не век же под маминой опекой жить». Пожалуй, в его словах была доля истины. Люду решили взять.

Замыкал сейчас цепочку Дима Иванов по прозвищу Большая Калория. Само собой разумеется, что в классе был также ученик, звавшийся Малой Калорией. Но Малую Калорию в поход не взяли. Дима Иванов был медлителен и неповоротлив. Учитель физкультуры даже утверждал, что Дима явился бы находкой для учёных: мол, когда он бежит или прыгает, глядя на него, вполне можно изучать последовательность всех движений, как при замедленной киносъёмке. И сейчас Дима выглядел неказисто: шапка-ушанка сбита на затылок, одно ухо кверху задрано, другое болтается, завязка оторвана, коричневая лыжная куртка заляпана чернильными пятнами.

Иное дело — Зоя Котельникова. И свитер, и шарф, и шапочка — всё аккуратно подогнано, всё подобрано в тон — синее и белое — посмотреть приятно. Родители Зои — пожилые люди, она у них единственная дочка, так что всё это — их старания.