Повесть о старом Техасе (СИ)

Луиза растерялась от такой откровенности.

— Я не знаю, что вы подумали, но все это неправда, — продолжала мексиканка. — Я никто дону Морисио. Не говорите больше ничего, я не хочу отвечать. Знайте только, что Исидора Коварубио де Лос-Льянос умеет проигрывать, и она не опустится до мести.

С этими словами Исидора покинула хижину мустангера и ушла на лесную опушку, где наконец дала волю слезам. Она плакала едва ли не впервые в жизни — даже ее отец не мог сказать, когда он в последний раз видел дочь плачущей. Вместе со слезами выходила вся боль, вся тьма, накопившаяся в душе и терзающая ее острыми когтями. Ревность, обида, ропот, жажда мести, неизбывная печаль — все это высокой волной всколыхнулось в душе мексиканки и грозило похоронить ее под собой.

Так прошло не меньше часа. Крапчатой кобылы, которая напоминала Исидоре об одном из самых горьких дней в ее жизни, уже не было в стойле возле хакале. Девушка ополоснула лицо водой из умывальника и вошла внутрь. Она присела на табурет возле постели больного и бесцельно воззрилась на пламя горящей свечи.

— Вы снова грустите, сеньорита?.. — услышала она тихий голос.

Генри смотрел на нее, улыбаясь, по большей части, одними глазами.

— Дон Энрике! Вы пришли в себя, хвала Деве Марии! Какая радость, какая радость! — Исидора в порыве чувств гладила его по щеке.

— Где я? — спросил раненый, окинув взглядом скромную хижину.

— Вы в хакале дона Морисио.

— Боже, я ничего не помню, — Генри зажмурился. — Кроме вас, донья Исидора. Спасибо вам, этого я никогда не забуду.

— Молчите, вам еще рано разговаривать, — ласково сказала Исидора.

— Только если вы пообещаете, что больше не будете печалиться, — слабо проговорил юноша, с нежностью глядя на свою спасительницу.

— Я не буду печалиться, дон Энрике, даю слово. Отдыхайте, у вас еще мало сил.

Генри с блаженной улыбкой прикрыл глаза. «Да он просто ангел», — подумала Исидора. «Только ангелы умеют так прогонять тьму».

***

Луиза, весь день проведя в седле, возвращалась домой. Воистину, за этот день с ней приключилось немало: она побывала и в аду, и в раю, когда посетила возлюбленного в лазарете и услышала от него, мечущегося в бреду после тяжелых ран, слова любви. То были слова, исходящие из самого сердца, которые невозможно подвергнуть никакому сомнению, над которыми не властна черная ревность. Если бы не страдания — его и Генри, счастье прекрасной креолки было бы полным и безоговорочным.

Дома мисс Пойндекстер поджидал отец. Он редко гневался на детей, напротив, с самого детства Луиза и Генри были окружены самым теплым родительским участием и любовью, иногда даже чрезмерной, по мнению Кассия. Но нынче Вудли переменился: он строго поджал губы и смотрел на дочь так, будто та сделала что-то непростительное.

— Луиза! — суровым тоном окликнул он ее, когда девушка, легко поднявшись на крыльцо дома, словно не проехала верхом порядка пятидесяти миль, собиралась уйти к себе в комнату.

— Отец?.. — спокойно-равнодушным голосом ответила она.

— Присядь, Луиза, нам нужно очень серьезно побеседовать. Во-первых, где ты отсутствовала до самого вечера? Кто разрешал тебе уезжать?

— Я была у Генри, — невозмутимо сказала Луиза. — Старый Зеб Стумп показал мне дорогу.

— По-моему, я ясно выразился, чтобы ты оставалась дома, — рассердился Вудли.

— Вот как?! Не знала, что я пленница в Каса-дель-Корво!

— Луиза! Я всегда давал тебе полную свободу и теперь сильно об этом жалею! Я вижу, что испортил тебя своей любовью, но не об этом сейчас речь. Во-вторых, что это за отвратительная, похабная история с мустангером?

— Я люблю его, — просто и коротко ответила она.

— Что?! — лицо плантатора вытянулось от потрясения.

— Отец, я люблю мистера Джеральда, а он любит меня. Когда все закончится, мы поженимся.

— Святые угодники! — Вудли нащупал сидение дивана позади себя, словно боялся сесть мимо. — Святые угодники! Я не верю своим ушам. Луиза!

— Да, произошло ужасное недоразумение, — твердо продолжала Луиза. — Если бы Генри случайно не увидел, как мы прощались в саду, мистер Джеральд уехал бы за наследством к себе на родину, а потом попросил бы у тебя моей руки, как благородный джентльмен.

— Какой кошмар! — ее отец промокнул вспотевший лоб шелковым платком. — Моя дочь, урожденная Пойндекстер, и мустангер!

— Он дворянин! — возмутилась девушка. — А даже если бы и был простым мустангером, я все равно вышла бы за него замуж!

— Боюсь, моя дорогая, что теперь ты не выйдешь замуж вовсе. Наша семья опозорена на весь Техас, более того, вести о твоем беспутстве совсем скоро дойдут до Луизианы. Ты опорочила не только себя, ты опорочила меня, покойную мать, брата, который по твоей милости чуть не отправился на тот свет! — Вудли распалялся все больше и больше. — А что до мустангера, то будет тебе известно, что это его майор подозревает в покушении на Генри!

— Как?! — вскричала Луиза. — Это невозможно! Спросите Генри о том, как было дело, он расскажет вам всю правду!

— Не трогай Генри, мальчик должен сначала поправиться!

— А пока он поправляется, вместо преступника повесят невинного человека?! — щеки креолки запылали от гнева.