Повесть о старых женщинах

Эми знала, что Софья слышала тявканье, а Софья знала, что Эми это знает. Их нарочитая вежливость была ужасна. У обеих женщин было такое ощущение, словно по полу рассыпан порох и горящие спички. У Софьи была вполне обоснованная претензия к Эми из-за истории с незакрытой дверью. Софья полагала, что, совершив такой промах, Эми по меньшей мере могла бы обнаружить раскаяние, любезность и желание услужить. Но этим и не пахло. У Эми была своя претензия к Софье, потому что не так давно Софья навязала ей новый метод варки овощей. Эми была решительной противницей новомодных и заграничных методов. Софья не подозревала об этой претензии, которую Эми скрывала под обычной своей почтительной вежливостью.

Они стояли друг перед другом, как две воюющие армии.

— Какая жалость, что здесь нет газовой плиты. Мне нужно немедленно вскипятить чаю для миссис Пови, — сказала Софья, посмотрев на только что разведенный огонь.

— Газовой плиты, мэм? — враждебно переспросила Эми. Бесшумные комнатные туфли Софьи были последней каплей, заставившей Эми сбросить маску почтительности.

Эми и пальцем не пошевелила, чтобы помочь Софье. Она не показала ей, где найти все необходимое, чтобы приготовить чай. Софья нашла чайник и отмыла его. Она отыскала самый маленький заварочный чайник, и, поскольку в нем оставалась вчерашняя заварка, она с преувеличенной тщательностью и шумом вымыла и этот чайник. Софья нашла сахар и все прочее и раздула огонь ручными мехами. Эми же ничего не делала, разве что уговаривала Снежка допить молоко.

— Почему ты даешь Фосетт так мало молока? — холодно спросила Софья, когда очередь дошла до Фосетт. Софья ждала, пока вскипит чайник. Блюдечко, предназначенное для Фосетт, которая была вдвое больше Снежка, было наполнено молоком едва наполовину.

— Молока больше нету, мэм, — проскрипела Эми.

Софья промолчала. Вскоре, благополучно заварив чай, она удалилась. Не будь Эми зрелой матроной, которой было уже за сорок, она бы фыркнула вслед уходящей хозяйке, но Эми вовсе не была обычной глупенькой служанкой.

Если не считать известной чопорности, с которой Софья подала поднос своей сестре, в ее поведении не было признаков гнева. Софью глубоко растрогала та радость, с которой недомогающая Констанция встретила чай, и утешило то, что сестре есть на кого опереться в трудную минуту.

Несколько минут спустя Констанция, спросив сперва у Софьи, который час показывают часы на комоде (швейцарские часы давно уже остановились), потянула за красный шнурок звонка, висевший над кроватью. Далеко в кухне зазвенел колокольчик.

— Что-нибудь еще принести? — спросила Софья.

— Ах нет, спасибо, — ответила Констанция. — Я только хочу знать, не принес ли почтальон писем. Он давно уже должен был прийти.

За время пребывания в доме Софья узнала, что каждое воскресное утро Констанция ожидает письма от Сирила. Между матерью и сыном существовала твердая договоренность, что Сирил будет писать по субботам, а Констанция по воскресеньям. Софья знала, что Констанция придает этим письмам большое значение и к концу недели начинает все больше волноваться за Сирила. После приезда Софьи письма от Сирила приходили регулярно, но в них, случалось, было всего две-три строчки, и Софья понимала, что письмо может и не прийти и что Констанция свыклась, хотя и не смирилась, с такими разочарованиями. Констанция давала Софье читать письма от сына; от них у Софьи осталось ощущение, что ее любимец, пожалуй, несколько небрежен по отношению к матери.

На звонок никто не ответил. Констанция позвонила еще раз, и снова безрезультатно. Резко встав, Софья вышла из спальной и миновала комнату Сирила.

— Эми! — окликнула она служанку, перегнувшись через перила. — Ты что, не слышишь звонка?

— Быстрей я не могу, мэм, — прежним угрюмым тоном ответила Эми.

Пробормотав что-то нечленораздельное, Софья подождала, пока не убедилась, что Эми действительно поднимается по лестнице, после чего ушла в комнату Сирила. Там она и осталась, не зная, что предпринять. Не то чтобы она подслушивала, не желая присутствовать при разговоре Эми с хозяйкой. В сущности, Софья сама до конца не понимала, зачем осталась в комнате Сирила, дверь из которой в спальную Констанции была открыта.

Недовольная Эми взобралась по лестнице и с гордым видом явилась к хозяйке. Эми полагала, что Софья поднялась на третий этаж, где ей и «положено» находиться. Служанка молча стояла у кровати, не обнаруживая ни сочувствия к Констанции, ни интереса к ее состоянию. Ишиас Констанции раздражал Эми, как постоянный упрек за ее легкомысленное отношение к дверям.

Словно ожидая чего-то, Констанция тоже минуту помедлила.

— Ну, Эми, — произнесла она наконец голосом, ослабевшим от бессонницы и боли. — Есть письмо?

— Нету писем, — мрачно ответила Эми. — Ежели бы были письма, я бы их, ясное дело, принесла. Почтальон приходил двадцать минут назад. Вечно меня дергают, словно у меня своих дел мало.

Эми повернулась и открыла дверь, чтобы выйти.

— Эми! — резко окликнула ее Софья.

Служанка вздрогнула и, сама того не желая, подчинилась властному голосу и остановилась.