Повесть о старых женщинах

Ошеломленная, она упала на стул с покрытой полотенцем спинкой. Она верила его словам. Она не подозревала, что он пользуется испытанным средством обольстителя. Ее ошеломил его небрежный тон. Неужели он действительно намеревался повести ее на выставку и по пути, как бы невзначай, сообщить: «Да, кстати, сегодня в полтретьего, как я обещал, мы пожениться не сможем»? Несмотря на крайние неведение и непорочность Софья была высокого мнения о собственном здравомыслии и способности самостоятельно справляться со своими делами, и ей едва ли приходило в голову, что он надеется получить у нее согласие на поездку в Париж, да еще ночью, без официального заключения брака. Ее юность, чистота, неопытность, простодушие и беспомощность перед ужасными опасностями вызывали сострадание. Но ее потрясло то, что ее ошибочно приняли за дурочку! Объяснение этому она нашла в том, что Джеральд в некоторых делах, по-видимому, сам бывает доверчивым простофилей. Он не поразмыслил как следует. Он недостаточно понял всю безмерность ее жертвы, когда она бежала с ним, пусть всего лишь в Лондон. Она жалела его. Она по-женски быстро уловила, что необходимо проявить предусмотрительность на предварительной стадии, дабы обеспечить их неувядаемое счастье в будущем.

— Все будет в порядке! — уверенно продолжил Джеральд.

Он взглянул на нее, но она на него не смотрела. Ей было девятнадцать лет, однако ему она казалась взрослой и таинственной. Ее лицо озадачивало, ее мысли оставались для него непостижимыми. В каком-то смысле она, вероятно, беспомощна, но их судьбу определяет не он, а она, будущее же кроется в тайной и причудливой деятельности ее ума.

— О нет! — воскликнула она. — О нет!

— Что нет?

— Так мы поехать не можем, — сказала она.

— Но ведь я говорю тебе, что все будет в порядке, — возразил он. — А если мы останемся здесь и за тобой сюда примчатся?.. Потом, у меня же и билеты и все прочее.

— Почему ты не сказал мне раньше? — спросила она.

— Но как я мог? — огрызнулся он. — Оставались мы хоть на минуту одни?

Это было почти правдой. В переполненном вагоне или за поспешным завтраком в окружении десятков навостривших уши людей невозможно было обсуждать вопрос о формальностях заключения брака. Поэтому сейчас он чувствовал твердую почву под ногами.

— Ну, разве мы могли? — упорствовал он.

— А ты еще предлагаешь пойти на выставку! — было ему ответом.

Без сомнения, он совершил грубую бестактность. Он понимал, что сделал глупость. И тогда он вознегодовал, как будто виновата была она, а не он.

— Милая девочка! — сказал он оскорбленным тоном. — Я хотел устроить все как можно лучше. Не моя вина, что правила меняются, а чиновники — глупцы.

— Тебе следовало сказать обо всем раньше, — мрачно настаивала она.

— Но как я мог?

В этот момент он почти уверовал, что и вправду намеревался жениться на ней и что лишь нелепости канцелярской волокиты воспрепятствовали достижению этой благородной цели. Хотя в самом деле он и пальцем не пошевелил, чтобы вступить в законный брак.

— О нет, нет! — повторяла она, надув губки и сверкая увлажнившимися глазами. — Нет!

Он сообразил, что она возмущена его предложением поехать в Париж.

Медленно, волнуясь, он подошел к ней. Она не шелохнулась, не взглянула на него. Взор ее был устремлен на умывальник. Он наклонился и прошептал:

— Послушай, все будет в порядке. Ты поедешь на пакетботе в каюте для дам.

Она не шелохнулась. Он наклонился и сзади коснулся губами ее шеи. Она вскочила, гневно рыдая. Она пылала ненавистью к нему. Вся ее нежность испарилась.

— Прошу не трогать меня! — с яростью воскликнула она. Только что она отвечала на его поцелуи, а теперь оскорблением было одно лишь прикосновение к ее шее.

Он робко улыбнулся.

— Ну, право, подумай сама, — пытался он убедить ее. — Что такого я сделал?

— По-моему, важно то, что ты не сделал! — воскликнула она. — Почему ты не сказал мне всего, когда мы ехали в кебе?

— Просто не хотел тебя тревожить раньше времени, — ответил он, что вполне соответствовало истине.

Он, конечно, увильнул от сообщения, что брак в тот день заключен не будет. Но поскольку профессиональным обольстителем юных девиц он не был, у него не хватило умения упростить создавшееся трудное положение.

— Послушай, детка, — продолжал он с оттенком нетерпения в голосе. — Давай выйдем на улицу и повеселимся. Уверяю тебя, в Париже все уладится.

— То же самое ты говорил и о Лондоне, — язвительно возразила она, всхлипывая. — И видишь, что получилось!

Неужели он хоть на мгновение мог допустить, что она поехала бы с ним в Лондон, если б не была убеждена, что по прибытии туда они немедленно поженятся. Этот полный возмущения вопрос невозможно было сочетать с ее же уверенностью в том, что его оправдания обоснованы. Однако она этого противоречия не замечала.

Ее язвительность оскорбила его самолюбие.

— Ах, так! Прекрасно! — пробурчал он. — Раз ты мне не веришь, что ж! — Он пожал плечами.

Она молчала, но то и дело вздрагивала от рыданий.

Уловив колебания у нее на лице, он сделал новую попытку.

— Пойдем, детка! Утри слезы. — Он подошел к ней, но она отпрянула.