Повесть о старых женщинах

Мисс Четуинд, растерянно улыбаясь, приблизилась к ней с тем застенчивым, несколько жеманным видом, который является одним из недостатков педагогики. Ведь за нею постоянно следили глаза ее учениц. Вся ее жизнь складывалась из непрестанных усилий избежать поступков, которые могли бы оказать пагубное влияние на ее питомиц или оскорбить чувствительные натуры их родителей. Свой земной путь ей приходилось совершать, петляя по лесу утонченнейших чувств, эдаких папоротниковых зарослей, переступая через которые, ей нельзя было даже нечаянно задеть их юбкой. Не удивительно, что она двигалась мелкими шажками! Не удивительно, что на улице она потеснее прижимала локти к бокам и покрепче запахивала накидку!

Программа ее школы предусматривала: «разумный, основанный на религиозных принципах курс обучения», «изучение принятых норм английского языка с добавлением уроков музыки (под руководством искусного преподавателя), рисования, танцев и гимнастики. А также «рукоделие, простое и декоративное», а также «нравственное воспитание»; и наконец, условия оплаты — «весьма умеренной, во всех деталях согласуемой с родителями или опекунами соответственно их пожеланиям (правда, иногда и без оных). Вот пример чувствительности папоротниковых зарослей: семь лет тому назад она чуть не потеряла Констанцию и Софью из-за одного лишь слова «танцы».

Это была обездоленная сорокалетняя девица, отнюдь не «преуспевающая», у нее в семье способностями достигать успеха обладала лишь ее старшая сестра. Эти особенности мисс Четуинд вызывали у миссис Бейнс, состоятельной почтенной дамы, чувство жалости. С другой стороны, у мисс Четуинд были основания смотреть свысока на миссис Бейнс, которая занималась всего-навсего торговлей. В речи мисс Четуинд не было и следа местного акцента, она говорила с той изысканностью южных графств, над которой Пять Городов посмеивались, в глубине души ей завидуя. Произносимые ею «О» изящно тяготели к «ОУ», как тяготеет обрядность к католицизму. Она являла собой кладезь хороших манер, чудо благовоспитанности; родители учениц считали ее «безупречной леди», но ударение делали не на слове «леди», а на слове «безупречная». В общем, вопрос, относилась ли миссис Бейнс с тайным высокомерием к мисс Четуинд или, наоборот, мисс Четуинд чувствовала свое превосходство, был весьма сложен. Возможно, миссис Бейнс, в силу своего положения замужней дамы, брала верх.

Мисс Четуинд, восседавшая в кресле чопорно и прямо, как положено, начала беседу словами, что даже если бы миссис Бейнс не написала ей, она бы все равно ее навестила, ибо полагает необходимым во время каникул посещать дома своих воспитанниц, что соответствовало действительности. Следует заметить, что в пятницу после обеда миссис Бейнс отправила мисс Четуинд одно из своих самых роскошных посланий — на бумаге лавандового цвета с зубчатыми краями, в то время самой модной, — чтобы сообщить ей своим круглым почерком, что Констанция и Софья в конце следующего семестра прекратят занятия в школе, присовокупив свои соображения относительно Софьи.

Гостья не успела разговориться, как появилась Мэгги с лакированной чайницей, серебряным чайником и серебряной ложкой на лакированном подносе. Миссис Бейнс, не прерывая беседы, выбрала ключик из своей связки, отперла чайницу, всыпала четыре ложки чаю в чайник и заперла чайницу.

— Клубничный, — таинственным голосом шепнула она Мэгги, и та исчезла вместе с подносом и его содержимым.

— А как поживает ваша сестра? Она уже давненько не приезжала, — прошептав слово «клубничный», продолжила разговор миссис Бейнс.

Это замечание носило чисто светский характер: хозяйке дома не очень-то хотелось касаться темы, связанной с ее дочерьми, однако разговор о сестре вполне соответствовал светским интересам мисс Четуинд. Она просто кипела желанием поделиться важнейшими новостями.

— Благодарю вас. Прекрасно, — ответила мисс Четуинд, чрезвычайно оживившись. Лицо ее засветилось гордостью, когда она добавила. — Теперь, разумеется, все изменилось.

— Да что вы? — прожурчала миссис Бейнс с видом любезной заинтересованности.

— Да, да, — подтвердила мисс Четуинд. — Разве вы не слышали?

— Нет. О чем? — сказала миссис Бейнс. Мисс Четуинд отлично знала, что миссис Бейнс ничего не слышала.

— О помолвке Элизабет с его преподобием Арчибальдом Джонсом.

Миссис Бейнс была ошеломлена. В отличие от иных женщин, оказавшихся в столь напряженной ситуации, она не изменила благоразумию и не выразила простительного в такой момент удивления по поводу того, что нашелся человек, пожелавший стать женихом мисс Четуинд-старшей. Она сохранила присутствие духа.