Повесть о старых женщинах

— Ни в коем случае! — сердито ответил мистер Пови. — Более того, я и ткань-то вам не продам. Слыханное ли дело, ткань по 12 шиллингов собаке на спину! Попрошу вас покинуть мою лавку!

На Площади этот случай стал историческим. Он окончательно упрочил мнение, что мистер Пови — зять, достойный своего тестя, а также — человек благонадежный и преуспевающий. Правда, мистер Пови вызвал некоторое удивление тем, что не выказывал намерения или желания принять участие в общественной жизни города. Но он и не собирался заниматься ею, хотя у себя дома остро и в сатирическом духе критиковал местные власти. В церкви же он оставался частным лицом, простым прихожанином, отказывающимся от роли казначея или попечителя.

III

Была ли счастлива Констанция? Конечно, что-то всегда занимало ее мысли: какие-то дела в лавке и по дому, что-то требующее всего приобретенного ею умения и опыта. Жизнь ее была полна утомительного однообразия, однообразия бесконечного и скучного. Они оба — она и Сэмюел — трудились дружно и тяжело: вставали чуть свет, работали, как говорится, «не покладая рук», ложились спать рано, сраженные усталостью, так неделя следовала за педелей, месяц за месяцем, незаметно сменяли друг друга времена года. В июне и июле они иногда отходили ко сну еще засветло. Они лежали в постели и мирно обсуждали повседневные дела. Когда с улицы доносился шум, Сэмюел, зевая, говорил: «Закрывают Погреба!» А Констанция добавляла: «Да, уже совсем поздно». А швейцарские часы быстро отбивали одиннадцать ударов по звонкой струне. И тогда, перед тем как заснуть, Констанция иногда предавалась раздумью о своей судьбе, как это случается даже с самыми занятыми и сдержанными женщинами, и приходила к выводу, что судьба к ней благосклонна. Ее огорчали неотвратимое старение и одиночество матери в Эксе. Открытки, которые чрезвычайно редко приходили от Софьи, вызывали скорее грусть, чем радость. Наивные восторги времен ее девичества давно растаяли, ибо такова цена опыта, самообладания и трезвого восприятия действительности. Не миновала ее и присущая всему человечеству беспредельная тоска. Но засыпала она с ощущением неотчетливой удовлетворенности. Основой этой удовлетворенности служило то, что они с Сэмюелом понимали и уважали друг друга и шли на взаимные уступки. Их характеры подверглись испытанию и выдержали его. В отношениях между ними любовная страсть не занимала главного места. Привычка неизбежно умеряла ее сияние. Для них она уподобилась едва ощутимой приправе, но если бы этой приправы не было, как оттолкнуло бы их от себя все блюдо!