Повесть о суровом друге

Если так, надо было остаться: мы теперь красные партизаны, и надо глядеть в оба, что белогвардейцы будут делать. Комсомольцам надо обо всем знать.

Из поселка прискакали кавалеристы на сытых конях, все в чеченской форме, в кубанках. Кони и люди выстроились вдоль перрона лицом к железнодорожным путям. Нас с Васькой чуть не затоптали. Пришлось укрыться за будкой, где раньше торговали лимонадом.

Скоро на станцию влетел эшелон с войсками. Заиграли трубы, всадники вскинули обнаженные шашки. Из штабного вагона вышел генерал с черной повязкой на глазу, с шашкой и маузером.

Откуда-то появилась толпа горожан во главе с Цыбулей. Они поднесли генералу буханку пшеничного хлеба и солонку. Потом один бородач налил генералу бокал вина. Тот поднял бокал и крикнул хриплым голосом:

- Пью за вас, орлы мои!

Он выпил вино и разбил бокал о рельс.

Грянуло "ура", кавалеристы обнажили шашки.

- Я знаю, кто этот косой, - шепнул мне Васька. - Это генерал Шкуро!

- А кто ему глаз выбил?

- Нашлись добрые люди...

Не успели мы опомниться, как оба едва не упали от неожиданности и удивления. Все что угодно можно было ожидать, только не этого. Среди офицеров, окружавших генерала Шкуро, мы увидели Геньку Шатохина. Надменный кадет в форме держал себя щеголем и даже перчатки белые надел, как тогда на речке Кальмиус.

Я со страхом подумал: если Генька увидит нас, то не сносить нам головы. Сам генерал Шкуро выхватит саблю, чтобы нас зарубить.

Не отрываясь, Васька смотрел на кадета. Нет, он не боялся помещичьего сынка, а завидовал ему. Ненамного кадет старше, а вот взяли его в армию. Почему же белогвардейцы берут своих, а наши наотрез не хотят записывать нас? Вот, наверно, о чем думал Васька, глядя на красивую, в серебре шашку кадета, на его сапожки со шпорами, на серую кубанку с малиновым верхом.

Мы сначала прятались за будкой, а потом Васька юркнул под вагон: хотел быть поближе к Геньке.

Мне было боязно оставаться одному за будкой, и я перебежал к Ваське. Мы притаились под колесами вагона.

Между тем генерал Шкуро в сопровождении офицеров ушел в здание вокзала. А Генька остался на перроне. Важный, он расхаживал вдоль штабного вагона, как будто охранял его. Из-под вагона нам были видны его сапоги и конец шашки. А Генька - ну и хвастун! - прогуливаясь, незаметно стукал каблуком о каблук, чтобы шпоры звякали.

Прятаться под вагоном было опасно, сидеть неудобно, и мы собрались давать тягу, но в это время к Геньке кто-то подошел:

- Здравствуй... То есть здравствуйте, Геня...

Я мог поспорить, что это был голос Сеньки Цыбули. Я присмотрелся и по грязным ногам узнал колбасника.

- Здравствуй, если не шутишь.

- Не узнали? Я Цыбуля... Помните, воевали вместе.

- Как я мог с тобой воевать, если я офицер, а ты гражданская крыса.

- Гы-гы, крыса... Смешно. А почему на вас такая форма красивая, Геня?

- Обыкновенная, офицерская...

- А ты... а вы теперь уже не кадет?

- Как видишь, подпрапорщик.

- А что вы тут делаете?

- Спасаю Русь святую.

- Мы тоже спасаем... У нас в городе уже пятнадцать рабочих и крестьян повесили.

- Ну и правильно. Этих большевиков надо душить...

Лицо у Васьки взялось красными пятнами. Я боялся, что он не выдержит, вылезет из-под вагона и бросится на кадета. Осторожно я потянул его за рубаху:

- Тикаем, Вась...

За пристанционным поселком мы устроили засаду на Сеньку: знали, что он будет возвращаться в город мимо посадки, и засели в кустах.

Скоро Сенька показался. Мы сначала пропустили его, а когда хотели окружить, он спохватился и бросился бежать. Ваське нечем было запустить в колбасника, и он, торопясь, достал из-за пазухи дыню и кинул Сеньке вслед. Дыня угодила ему прямо в затылок. Сенька икнул, но удержался на ногах и еще сильнее пустился улепетывать от нас. Дыня раскололась. Жалко было оставлять добро, я хотел поднять запыленные куски, да противно стало. Бросил.

На другой день Васька принес из города кучу новостей: Красная Армия наступает, белогвардейцы сматывают удочки, а на Черном море в городе Одессе французские моряки не захотели воевать против русских рабочих, восстали и подняли на своих кораблях красные флаги революции.

У нас, на окрестных рудниках, скапливались партизаны. Белогвардейцы метались по городу.

- Приходит вам крышка, - шептал Васька, глядя, как уезжают из города деникинские пушки, как тянутся по улицам обозы, а худые клячи везут кухни с кашей, а в каше камней полно - ребята набросали...

Жить стало веселее. По вечерам небо загоралось багровыми зорями, и Васька, глядя на них, говорил, что это не от солнца, а от красных знамен. Западные пролетарии всех стран идут к нам на выручку. "Скоро, скоро, думал я, - алые знамена заполнят всю нашу красивую, освобожденную от деникинцев степь".

- Недолго осталось вам жить на свете! - говорил Васька, провожая белогвардейцев. - Самую тютельку осталось вам жить, и даже меньше!..

Глава двенадцатая

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

И взойдет над кровавой зарею

Солнце правды, свободы, любви,

Хоть купили мы страшной ценою

Кровью нашею - счастье земли.

1