Повесть о сыне

Торопясь, Олег ушёл, но за ним на расстоянии последовал дедушка.

В саду, в песке, играли ребятишки. Олег — к ним. Так прошёл час. Тут Олег, наверно, вспомнил, что он один, и побежал домой. Бежал, бежал, а дома всё нет. Тогда он остановился и заплакал. К нему подошла женщина:

— Почему ты плачешь? Ты чей?

— Я немножко заблудился, — глотая слёзы, ответил сын, — маму зовут Елена Николаевна, бабушку — Вера Васильевна, дедушку — Федосий Осипович, папу — Василий Федосьевич, а я сам — Олег Кошевой.

— Ну, пойдём домой. Я знаю Кошевых, — ответила женщина.

Тут дедушка вышел из своего укрытия. Олег бросился к нему.

— Ну как, заблудился? — улыбнулся дед.

— Я сначала заблудился, а потом нашёлся, — ответил сын. — Дедушка, я сам нашёлся! Ты видел, да?

Матроска

Олег рос послушным, сговорчивым мальчиком, но детские капризы были свойственны и ему. Иногда он пытался настаивать на своём, но никто из нас не уступал ему. Казалось бы, ребёнок маленький, ничего не понимает — как же можно ему не уступить? Лишь бы только не плакал. Но мы позволяли Олегу только то, что считали нужным, полезным для него.

С первого же дня, как Олег стал держать ложку и вилку, я старалась приучить его правильно пользоваться ими. Учила его, как нужно сидеть, как вообще вести себя за столом.

Но более всего я старалась внушить Олегу быть правдивым и честным, сознательно относиться к правде и к неправде. Я говорила сыну:

— Ошибку я тебе всегда прощу, неправду — никогда.

С малых лет Олег был правдивым во всём. Он не обманывал нас в мелочах, не обманул никого и в большом, когда пришлось ему в страшной борьбе с врагом отдать свою жизнь за Родину…

Мне хотелось, чтоб сын мой был отзывчивым ко всему хорошему, что есть в человеке, чутким к добру и правде, чтобы он внимательно относился к своим товарищам. С самых малых лет старались мы приучить Олега ценить дружбу, быть в обращении с товарищами скромным и сердечным.

Однажды я сшила сыну к Первому мая два новых костюма: простой и матроску. Матроска Олегу очень понравилась. Вдруг он подошёл ко мне, потянул за рукав и тихо сказал:

— У меня два костюма, а у Гриши — ни одного. Мама, давай подарим Грише… матроску!

С Гришей Олег целыми днями играл в саду. У Гриши не было отца, мать болела. Жилось им трудно.

Я молча завернула матроску в бумагу, и Олег, счастливый, побежал к своему маленькому товарищу. За костюмом последовали ботинки, альбомы, карандаши и всё то, что так дорого ребятам.

Однажды Олегу пришлось видеть, как мальчишки разоряли птичьи гнёзда. Выбрав яички и побросав птенцов, они разбежались, а встревоженные птицы долго ещё кружили над гнёздами. Помню, как Олег принёс двух голых галчат и робко спросил:

— А можно, мамочка, птичек оставить? Будем их кормить, а когда вырастут, полетят папу и маму искать. Вот будут рады, когда найдут, правда?

Олег с любовью ухаживал за птенцами, а когда те выросли, отпустил их на волю.

В библиотеке

Верными моими помощниками были книги. Слушать чтение Олег мог без конца. Игрушками он не увлекался, зато книжками — до самозабвения.

Мне часто приходилось ездить с маленьким Олегом в поезде. На вокзале он обычно брал меня за руку и подводил к книжному киоску:

— Ты посмотри, сколько тут книжек! А у нас таких нет. Купи, мамочка!

Как радовался он, как, счастливый, размахивал новой книжкой! Потом, конечно, добивался, чтоб я ему читала. Если это были стихи, он повторял за мной:

Вот свалились санки,
И я на бок — хлоп!
Кубарем качусь я
Под гору в сугроб…

— и радостно хлопал в ладоши.

Стихи Олег очень любил, учил их наизусть, охотно декламировал.

Не задумываясь и не жалея, он мог отдать товарищам свои игрушки, но книжку — никому.

Помню, как-то я зашла с Олегом в районную библиотеку в Прилуках. Увидев на полках много книг, Олег спросил громко:

— Мамочка, а за сколько дней можно прочитать все эти книжки?

Когда мы возвращались домой, он под впечатлением виденного в библиотеке всю дорогу расспрашивал меня о людях, которые написали так много книжек, допытываясь, нельзя ли писать стихи самому.

— Как мне хочется увидеть живого писателя! — сказал он взволнованно. — Он, наверно, очень высокий. А голова и глаза у него — вот такие большие!

— Почему же так? — спросила я.

— Ну, как почему, — отвечал Олег, — он должен очень много думать и всё видеть. А рост большой — это чтоб дальше видеть.

Два огородника

Наш двор был полон зелени и цветов, веранда домика густо увита диким виноградом, в саду фруктовые деревья, кусты смородины и малины. В нашем цветнике росли левкои, гвоздика, резеда, астры. Дорожка от калитки в глубь двора была засажена пионами, георгинами и флоксами.

Хорошо тут бывало и днём, когда пчёлы носились с цветка на цветок, и вечером, когда сад благоухал и становился ещё красивей под вечерними лучами солнца.

Я всегда старалась вовлечь в работу и Олега, когда сама работала в саду. С деловитым видом, раскрасневшийся, он охотно подносил мне рассаду, семена, а при разбивке клумб важно держал шнурок.