После стычки с бараном Тони стал осторожнее. Он уже не бежал вслед за стадом к кормушке. Ждал, пока белые овцы, наевшись, улягутся в кошаре, пережёвывая жвачку. И лишь тогда шёл к кормушке. Теперь уже никто не трогал его, пока он ел отборное сено и стебельки ячменя, а не только крошки, просыпавшиеся сквозь решётку на дно кормушки. Он мог даже полакомиться сладким клевером, так как пастух приходил и засыпал свежий корм из высоких стогов, когда отара, насытившись, уже не толклась у кормушки.
Тони чувствовал себя хорошо и спокойно со своим другом Динго. Рядом с ним он был просто счастлив. Когда Динго работал, Тони находил безопасное местечко у самой стены, подальше от отары. Смотрел на Динго, на голубей, что кружились и кружились в голубой арке неба. Иногда он закрывал глаза и засыпал. Тони любил поспать днём, ведь тогда ночью он мог бодрствовать вместе с Динго. Порой ему снилось, что солома под ним вовсе не мокрая, а шёрстку с обоих боков пригревает горячее солнце.
«Фу, этот крапчатый коротышка похож на пса Динго!» — повторяли овцы и ягнята, чтобы уязвить Тони. Глупые, они не понимали, что Тони только рад слышать такое. Ягнята боялись и ненавидели Динго. Они прозвали его «чумазый». Оба — и Тони, и Динго — были бело-бурой масти. Но они были похожи не только мастью. Пятнистый ягнёнок и пятнистый пёс оказались братьями по духу. Так что Тони пропускал мимо ушей, когда другие овцы обзывали его «коротышкой», «уродом» и «недоумком».
Однажды Тони услышал, как пастух говорит очень странные вещи:
— Солнце уже высоко. И луна полная. Время выбирать ягнят.
А потом показывал палкой то на одного, то на другого и всё время повторял, обращаясь к Динго:
— Вон тот, и вон тот, и этот тоже подойдёт. Только не ты, коротышка, — походя бросил пастух Тони. — Мастью не вышел.
С каждым днём солнце поднималось всё выше и мир вокруг Тони преображался. Дни становились длиннее, но Тони хорошо помнил первые трудные недели своей жизни, и ему казалось, что эти светлые дни слишком быстро проходят.
Каждое утро распахивались ворота кошары и всё стадо во главе с вожаком шло на пастбище.
Как быстро менялись оттенки земли — из бурой она становилась светло- и тёмно-зелёной в долинах, радужно-золотой на холмах. А череда холмов тянулась далеко-далеко, к сияющему голубому небу. Как свободно чувствовал себя Тони на пастбище! Щипал траву сколько душе угодно — никто не толкал, не отпихивал его. А наевшись вдоволь, тихонько лежал рядышком со своим другом Динго.
Стадо теперь загоняли в кошару лишь на ночь, чтоб устеречь отару от волков и прочих хищников, рыскающих в поисках добычи.
Солнце стояло высоко в небе. Оно высушило волглую солому и осклизлую грязь на камнях ограды. Теперь, когда Тони ложился у самых ворот, чтоб быть поближе к Динго, он ощущал в себе какой-то новый покой и силу. Ведь сперва, когда стадо только начали выпускать на пастбище, овцы бодали Тони и сталкивали с тропы, назад, к воротам. Но Динго сказал ему:
— Иди рядом со мной.
И теперь Тони пережидал стадо и шёл позади всех со своим другом. Где-то глубоко внутри у Тони всё еще жила тоскливая боль одиночества, однако новые радости переполняли сейчас всё его существо.
Тони любил тёплое, дающее жизнь солнце. В зябкие ночные часы он вспоминал его и тогда почти не чувствовал пробирающего до костей ночного ветра. Тони разделял радость голубей, в косом полёте они летели всё выше и выше, к самому солнцу.
Тёмной ночью запах плесени и гнилой соломы бил в нос, но Тони вспоминал благословенный запах земли. Облизнув шершавым языком губы, он, казалось, вновь ощущал вкус нежных мягких листочков, которыми лакомился в течение дня. Когда Тони спал, ему виделись во сне зелёные холмы и долины, уходящие в бесконечную даль. И верилось, что уж, конечно, голодным ему больше никогда не бывать.
Рос Тони, и росло его сердце. Он начал даже задумываться о других ягнятах и сочувствовать им.
— Почему, — спрашивал он у Динго, — почему они не поднимут голову, не перестанут жевать хоть на минутку, не оглянутся, чтобы увидеть, какой прекрасный вокруг них мир?
— Без царя в голове они, — отвечал всегда Динго. — Даже ночью, в загоне, они ищут друг друга, только чтоб в догонялки поиграть. И через спящих матерей своих прыгают. Видел, что они на пастбищах вытворяют? Собьются в стайку да ускачут в самую чащобу. Им невдомёк, что там темно и опасно. И загнать их обратно, в безопасное место, мне очень трудно. Никто из них ни минутки наедине с собой не побудет. Куда уж им смотреть и слушать!
«Да, смотреть они не умеют, — думал про себя Тони, — лопают прелестные лютики и анемоны, не дают им цвести и украшать поля. И слушать тоже не умеют, мимо ушей пропускают песню жаворонка, даже не замечают, как пугают бедную птицу, когда слишком близко пробегают мимо её гнезда, спрятанного в траве».
Каждое утро Тони выходил вслед за Динго в прекрасный летний мир. Каждый день он изумлялся свежести и новизне этого мира.
— Почему? — спрашивал он Динго.
— То, что красиво, всегда видишь заново, — отвечал тот.