Повесть о Великой стене

Цзюй У покраснел от смущения, и это тоже случилось с ним впервые в жизни. Убегая из дому, он и не подумал о деньгах и не взял их с собой, а оставаться должником простого мужика ему не хотелось. Но хитрый хозяин сообразил, что у этого господина с богатыми кольцами и без гроша денег, наверное, на душе тайна. По правде сказать, пришло ему на ум, не приютил ли он у себя грабителя и вора, обокравшего какой–нибудь знатный дом. И, естественно, он подумал, что хорошо бы поскорей избавиться от такого гостя и его подарков и что гость, наверное, сам стремится убраться подальше. Поэтому, низко поклонившись, он заговорил:

— Господин, мой сосед продает очень хорошего осла. Правда, он немного некрасив и посмотришь на него, так скажешь, что он не осел и не лошадь, но внешность обманчива, а осел этот вынослив и такой быстроходный, что, сев на него, вы и не заметите, как перейдете реку Ишуй…

— Стой! — крикнул Цзюй У. — Откуда ты знаешь, что я собираюсь перейти границу?

— Ничего я не знаю и в мыслях не держу, — ответил хозяин, — а если что узнаю, так тотчас позабуду. А говорю я про осла к тому, что мой сосед в обмен на кольцо отдаст вам осла и немного денег в придачу, так что вы и со мной расплатитесь, и еще вам на несколько дней хватит.

Это предложение очень понравилось Цзюй У, и вскоре он уже ехал к реке Ишуй. Здесь он в последний раз поел на родной земле, принес жертву дорожным богам и тоскливым взглядом простился со страной, где жили его предки и погиб его сын, где остались его богатство и знатность.

Он переправился через реку вброд и очутился в стране Чжао.

Весь следующий день он ехал по унылой и опустошенной местности. Здесь прошли победоносные войска Цинь, все сжигая и истребляя на своем пути. Поля были вытоптаны, деревни разрушены. Не видно было ни людей, ни скота. Изредка из расщелины в земле подымался слабый синеватый дымок. Там кто–то скрывался в землянке среди могил и на жалком огне из бобовых стеблей варил пригоршню бобов, роняя в горшок соленые слезы. Один раз из ямы вылезла женщина, худая, будто тело у нее было не из мяса и костей, а из пыли и тумана. Она долго бежала за ослом, протягивая руку, пока Цзюй У, обернувшись, не крикнул:

— Уходи! Твой вид оскорбляет мои глаза, а голос разрывает мне уши!

— Господин! — забормотала женщина. — Как мне варить кашу, когда нет крупы? Чем кормить детей, когда нет каши?

Цзюй У погнал осла рысью, и она отстала.

До самого вечера ему не встретился ни постоялый двор, рде он мог бы отдохнуть, ни поместье, где можно было бы просить о гостеприимстве. Осел устал, то и дело спотыкался и останавливался, так что приходилось слезать с него и тянуть его за поводья. Дорога шла в гору. Солнце село за ее вершиной. Впереди начинался лес. Цзюй У привязал осла к высокой сосне, одиноко росшей на опушке, а сам лег, прислонившись головой к ее корням. Он уже собрался заснуть, как вдруг увидел, что вдали загорелся огонек, а за ним другой, еще и еще. Цзюй У вскочил, отвязал осла и потянул его за поводья. Осел уперся и закричал:

— И-a!

И, будто в ответ на этот крик, послышались удары в медные тазы, огни замелькали между ветвей, а испуганный осел кричал все громче:

— И-а! И-а! И-а!

ПИРУШКА НА ПОЛЯНЕ

Мы остановились на том, что осел кричал, медные тазы гудели, а огни мелькали в лесу, приближаясь и отбрасывая чудовищные тени. Цзюй У стоял, не смея двинуться, как вдруг из леса выскочило несколько человек с факелами в руках. При виде Цзюй У они было остановились, но потом схватили его за руки и закричали:

— А где же караван? Не сопротивляйся, не то смерть! А где остальные? Почему ты один?

Мгновенно успели они стянуть все кольца с его пальцев, содрать пряжки с головной повязки, стащить халат, сорвать пояс, опустошить корзинку с дорожной провизией и увести осла. Было это все проделано с такой молниеносной быстротой, что Цзюй У не успел и рта раскрыть, а уже стоял нагой, как мать родила, и с пеньковой петлей на шее. Тут бы ему и умереть бесполезной смертью, но вдруг на опушку выбежал худой, юркий человек, на вид лет сорока, в халате из легкого золотистого шелка с полами, заткнутыми за пояс. Он где–то потерял свою головную повязку, и длинные черные волосы развевались, словно конский хвост в бурю и в ветер. Сам он в свете факелов был похож на язык пламени, так он кидался в одну и в другую сторону, метался на месте и подскакивал от злости. Раздавая направо и налево затрещины и подзатыльники, он визжал: