Повесть о военных годах

— А от. Погуляю это я у раю, а как вам сто лет стукнет, так буду у ворот поджидать. Придете вы в рай да покличете: «Де тут мой архангел Клец?» — а я вже тут. Скажете вы: «Ну-ка, Клец, сделай мне в момент то-то и то-то, бо на земли, помнится мне, ты хороший работник був». Я крылами помахаю, бо там в спецодежду крылья входят, враз слетаю, куда нужно, — и все готово. От здорово!

— Здорово! А ну, давай проверим: архангел мой Клец, шоб через пять хвылин цей танк був на ходу, а люди отдыхали, — шутливо приказал комбат.

— Ой, товарищ капитан, тут на два часа работы, — взмолился Клец.

Вокруг засмеялись. Танкисты оживились, работа пошла бойчее.

— Так вот, архангел, — сказал Колбинский, спрыгнув со своего танка и подходя к Клецу, — машина через два часа должна быть на ходу. Там летучка подошла, позови себе на помощь ремонтников и действуй. А экипаж пусть спит: им через несколько часов в бой идти. Лыков, — позвал комбат и, заметив нас, подошел. — Выставь, Степан, караулы из автоматчиков, а экипажам прикажи спать. И сам ложись. Охрану ночью проверит Кузьмич. Он уверяет, что его на старости лет бессонница мучает. — При упоминании о Кузьмиче в голосе Колбинского послышались теплые нотки.

— Это он нарочно о бессоннице говорит, Кузьмич-то, — вставил Новожилов, — будто в самом деле эти дни так просто прогуливался, а сам все время шел с головной походной заставой.

— И откуда только берется что у человека! До войны уж куда гражданским человеком был: парторг театра где-то в Средней Азии. Не молодой ведь, с пятого года, старше всех нас. Мы с ног валимся, а он: «Отдохните, сынки», — и у самого усталости ну ни в одном глазу, — говорит Лыков.

— Член партии он старый, а партия знаешь как закаляет. Я вот ежели на самолюбии, так все равно что Чкалов, — тот без бензина летал, а я могу без снарядов из пушки стрелять. А он на партийности держится, — убежденно отвечает Женя Новожилов.

— Это посерьезнее и повернее твоего самолюбия-то, — поддел его Степан.

Наверное, вопрос о новожиловском самолюбии был притчей во языцех в батальоне, и Лыков ждал вспышки, но беседа затронула слишком серьезную тему, и Новожилов не обратил внимания на подначку.

— Я и сам это говорю, — тихо согласился Женя и, немного подумав, добавил:

— Хороший он человек, наш Кузьмич: простой, свой, душевный.

Еще затемно штаб выехал вперед вслед за Колбинским — головным батальоном бригады. На рассвете танки вышли на вершину последней перед рекой высоты — вернее, на крутой берег широкой поймы. Внизу, под обрывом, приютились домики села Леушени, в полутора километрах левее — большой мост через Прут. И мост, и широкий заливной луг, отделявший нас от реки, и деревушка внизу — все приобрело серо-зеленую окраску от несметного числа вражеской пехоты.

На какую-то долю минуты мы забыли обо всем: и взгляды наши, и мысли, и сердца приковал к себе Прут — государственная граница нашей Родины. Как всегда в минуты решающих свершений, когда происходит что-то очень ответственное в моей жизни, я мысленно обратилась к маме: «Вот, родная, мы и дошли до границы. И дальше пойдем…»

— Поздравляю вас, товарищи офицеры и солдаты, граждане Союза Советских Социалистических Республик, с выходом на государственную границу Родины! — отчеканивая каждое слово, сказал комбриг.

В ответ раздалось такое громогласное «ура», что комбриг даже руками замахал:

— Что вы! Фашисты услышат, нам с ними еще драться надо. А впрочем, пусть слышат. Сейчас они и не то услышат и увидят. Капитан Колбинский, вы обойдете Леушени справа и завяжете бой на берегу. Удар наносить вдоль реки в сторону моста. Батальон Ракитного пойдет на мост. Майора Ракитного предупредить: пока Колбинский не завяжет бой, к мосту не выходить. Около моста будет порядочная свалка. Ею и должен воспользоваться Ракитный, чтобы захватить мост с ходу.

— Останешься здесь, — приказал мне Луговой, — Ракитный подойдет через полчаса. Передашь приказ и пойдешь с ним к мосту. Если батальону потребуется помощь, донесешь в штаб лично. Предупреди и Ракитного: о бое за мост, о захвате или уничтожении его по радио — ни слова. Противник не должен, узнать, что лишается единственной переправы.

Недолго пришлось мне ждать в открытом «виллисе» на развилке дорог среди высокой кукурузы. Вскоре появилась в долине пыльная, ревущая десятками моторов колонна. Едва успела остановить стремительно выскочившие из-за поворота танки охранения. Следом за ними на головной машине батальона подошел Ракитный. Получив задачу, он просиял.

Я стояла в машине, показывая вытянутой рукой направление. В двух-трех метрах, обдавая меня комьями сухой земли и горячим воздухом, разворачивались, занося правый борт, танки, и командиры уже издали приветливо махали рукой. Следом за последней машиной понесся и мой «виллис».