— Будет? — спросил ровным, казалось даже безразличным, голосом подполковник Дедух. — Це тоже добре. Шо ще надо? Ничого? Бувайте!
— Старый хитрец! — смеялся Луговой. — Говорит, будто стрелял без подготовки. Можно подумать, чай пил с вареньем. А он еще днем пристрелял свои орудия по ориентирам. Усмехается себе в усы: «Шо б без меня, без «бога», робили «трахтористы»?»
Не успел затихнуть бой у Ракитного, как со стороны батальона Колбинского часто заухали танковые пушки.
— Меня атакуют танки. Веду бой. В помощи пока не нуждаюсь, — сдержанно сообщил командир батальона.
Стрельба усиливалась. Через некоторое время до нас донесся сильный взрыв. А минут через пятнадцать к телефону снова подошел Колбинский:
— Докладываю. Атака противника отбита. Думаю, что сегодня больше не повторится. Разрешил людям отдыхать. Прошу отправить одного моего лейтенанта в госпиталь, ранен еще под Леушенью. Сейчас его приведут к вам.
— Надо как-то переправить раненого в корпус, — сказал комбриг. — Где доктор? А впрочем, — он обернулся ко мне, — позаботьтесь о раненом вы. Хоть вы и танкист, а все же медицина — кровное женское дело, да и знакомое вам.
Вот так у меня всегда получается. Была санинструктором — дали танк: воюй танкистом. Стала танкистом — отобрали танк, дали «виллис» да еще никак не могут забыть о моем медицинском прошлом.
Впрочем, я и сама о нем не забывала. То ли это медицина так сильно въелась в меня, то ли действительно она «кровное женское дело» — во всяком случае, при виде раненого знакомое чувство щемящей боли за его боль приливало к сердцу, и руки сами привычным движением искали бинт для перевязки. И ни разу не возникло мысли о том, что оказывать первую помощь теперь — это уже не моя обязанность. Ведь я умею наложить повязку лучше других танкистов. В тех условиях, в которых вела боевые действия бригада, не всегда оказывались рядом медработники, и я считала прямым своим долгом не забывать своей первой военной специальности.
Не скрою, порой задумывалась: правильно ли поступила, что, поддавшись порыву сердца, стала танкистом? Ведь ничего не может быть на войне благороднее и возвышеннее утешения и облегчения страданий раненого.
Лейтенант, о котором просил Колбинский, оказался не кем иным, как Маркисяном. Он еле добрался к нам, поддерживаемый двумя солдатами. То, что сгоряча представлялось ему царапинами, оказалось серьезными кровоточащими ранами. Повязка промокла, пришлось подбинтовывать. В штаб корпуса ехал наш офицер связи, с ним и отправили лейтенанта.
— Ничего, комбат не рассердился, — шепнул мне на прощание Маркисян. — До свиданья пока что. Совсем не прощаюсь — вернусь еще.
— Э-э, пока ты будешь в госпитале, мы далеко уйдем, не догонишь, — сказал, усаживая его поудобнее в машине, офицер связи.
— Ничего, я найду. У меня уже опыт есть на этот счет, — ответил Маркисян и, доверительно сжав мне локоть, шепнул: — Не головой, так сердцем найду. Понимаешь?
Остаток ночи прошел тихо. Только утром узнали мы подробности боя, проведенного Колбинским.
С вечера погода стояла хорошая, ясная.
Танки Колбинского расположились как нельзя более удачно: в темной роще. Зато опушка вражеского леса как на ладони — тихая, мирная, залитая лунным светом. Колбинский сидел возле своего танка, всматривался в непроницаемую, равнодушную стену леса, стараясь уловить движение противника.
— Нервничают танкисты, товарищ гвардии капитан, который час уже сидят наготове, — доложил капитан Лыков.
— Прикажите в каждом взводе выставить одного наблюдателя. Остальным отдыхать! — распорядился Колбинский и, запахнув шинель, устроился было поудобнее. Но отдохнуть так и не пришлось. Заревели моторы, свалились, ломая лунную дорожку, деревья, и на опушку леса вышли немецкие танки.
Вскочив на ноги, «комбат-три» на какую-то секунду застыл на месте.
— Командиров рот ко мне, — коротко бросил, не оборачиваясь, комбат, — и чтоб тихо!.. Запрещаю курить, чтоб ни один огонек не демаскировал наши позиции. Каждому танку наметить цель. Стрелять только наверняка, как подойдут ближе. И только по моей команде, — приказывал Колбинский подбежавшим офицерам.
Вражеские танки медленно приближались. Руки механиков-водителей — на рычагах, орудия наведены на каждый вражеский танк. Потянулось томительное ожидание. Нелегко идти в атаку, но еще труднее вот так — видеть врага и не стрелять. В такие минуты рука сама тянется к электроспуску пушки…
— Товарищ капитан, товарищ капитан! Смотрите, из леса за танками маленькие машины выскочили! — позвал Колбинского радист его танка.
Колбинский поспешно взобрался на броню. Из-за кустов выскочила маленькая темная тень и сразу в сторону, за танки. Блеснули стекла — легковая машина! За ней другая, третья. За ними из леса снова показались танки. Все стало ясным: под охраной танков фашисты кого-то вывозили.
— Лыков, чей взвод крайний справа?
— Лейтенанта Торопова.