Повесть о военных годах

— Я с Тороповым пойду в обход. Немцы из-за своего шума нас не услышат. Остаешься за меня. Подпустишь их как можно ближе. Огонь открывать по моему сигналу — две красные ракеты. Если я не успею… — комбат смерил взглядом расстояние до фашистских танков. — Нет, я успею.

Танк Колбинского, попятившись, скрылся в молодой роще. Расчет комбата на своеобразную звуковую маскировку — гул немецких танков — оказался верным. Не то что противник, даже Лыков не слышал дальнейшего движения своих танков. В одном ошибся Колбинский. Он рассчитывал выйти во фланг противника и обстрелять автомашины. Но, прибыв на место, увидел, что до машин очень далеко. Ночью на такой дистанции о прицельном огне и думать не приходилось. Если просто открыть огонь, машины скроются в лес.

А первая линия вражеских танков подходила все ближе к танкам батальона. Больше ждать не приходилось. И Колбинский решился на дерзкий маневр.

— Дать две красные ракеты! — приказал командир батальона.

Взметнулись к небу два красных огонька — сигнал батальону открыть огонь, — и почти одновременно с яростным огнем батальона между двумя линиями вражеских танков, опрокидывая и давя легковые машины, промчался танк Колбинского, а за ним взвод лейтенанта Торопова. Расчет был точен. Передовые немецкие танки, занятые боем с точно бьющими из темноты советскими танками, не видели, что делалось у них за спиной. Задняя линия опомнилась только тогда, когда добрая половина охраняемых ими машин была уже опрокинута. Танк Колбинского и две другие машины проскочили благополучно, но замыкающий танк лейтенанта Торопова был подбит фашистами.

Колбинский не успел развернуться, чтобы прийти на помощь лейтенанту. Торопов направил свою горящую машину прямо на врагов, окончательно расстроил их ряды, таранив «тигра». Это решило исход короткого, смелого боя — вражеские танки отступили к лесу.

На залитой лунным светом опушке леса, на поле ночного боя осталось семь вражеских танков и пять раздавленных легковых машин с убитыми офицерами штаба 13-й танковой немецкой дивизии; среди них лежал труп генерала.

Утром батальон Колбинского хоронил героически погибших в ночном бою товарищей — экипаж танка гвардии лейтенанта Торопова.

Бригада ушла выполнять новую задачу, а на опушке леса остались свеженасыпанный большой курган над теми, у кого были бесстрашные сердца и бессмертная жизнь, и танк, вскинувший вверх свою пушку, — величественный памятник мужеству боевого экипажа.

По приказу командира корпуса наша бригада должна была занять оборону на другой стороне лесного массива. Дорогу к лесу преградили два горящих вражеских танка, еще на рассвете подбитых Ракитным. Батальоны, Луговой с частью штаба и радиостанциями прошли обочиной, подмяв под себя кустарник. Заметив, с каким трудом проехали радиостанции, комбриг приказал оставшимся машинам тыла и штаба идти в обход. Это задержало нас, и мы отстали от колонны. Пропустив через лес танки, немцы встретили штаб и тылы таким яростным огнем, что мы вынуждены были отступить и оказались отрезанными от батальонов.

Перед лесом высилась круглая, как опрокинутая чаша, высота 230,1, примерно посередине опоясанная зелеными деревьями. Под ними разместились ремонтные летучки, три «виллиса» и штабной автобус. Из боевых средств с нами — два танка, три орудия, один бронетранспортер да пулемет «ДШК».

— Нас здесь немного, — сказал комбриг, когда на вершине собрались все офицеры. — Но противник не должен пройти к Пруту. Добраться до нас не так просто, зато нам все видно на много километров вокруг и огонь сверху вести удобно. Приказываю взводу разведки занять оборону на самой высоте. — Полковник указал на кустарник, вплотную подходивший от леса почти к самой вершине высоты. — Шоферам, поварам и ремонтникам взять оружие — сегодня среди нас нет нестроевых. С Луговым связались? — спросил он меня.

— Нет еще.

— Так чего же вы ждете? Идите вниз, и чтоб связь с Луговым была бесперебойной.

Кубарем скатилась к рации. Радист, растерянно моргая белесыми ресницами, пытался наладить связь. На его остроносом личико смешно торчали редкие светлые щетинки, воротник казался непомерно большим для тонкой шеи. «Как цыпленок», — подумала я. Радист этот прибыл к нам недавно и на фронта был впервые.

— Ты чего же это растерялся, страшно стало?

— Да нет, товарищ гвардии лейтенант, не страшно, отобьемся, в случае чего.

Связаться с Луговым действительно оказалось не просто: с ним ушли все рации, осталась только одна, маленькая, на машине комбрига. Пока мы удлиняли антенну, полковник дважды присылал сверху солдата справиться о связи. Наконец он не выдержал и спустился сам, как раз в ту минуту, когда раздался радостный крик радиста: «Гвардии майор отвечает!»

Луговой радировал: он вышел с батальонами на противоположную опушку леса, занял круговую оборону в большом селе, батальоны ведут бой. Нам он не рекомендует трогаться с места, так как в лесу очень много немцев.

— Немцы попробовали прорваться через нас — отбили, теперь они повернули на вас, — закончил Луговой.

— Много их?