Повесть о военных годах

Но луна невозмутимо лила ровный свет на Дунай.

Колесные машины бригады разместили между танками: если подобьют машину, сзади идущий танк немедленно сбросит ее в Дунай и освободит дорогу остальным.

Без огней выстроились на дороге машины.

Слева тихо плескались волны Дуная, справа предательница-луна, освещая нас своим сиянием, отбрасывала на отвесные скалы высокой горы большие, расплывающиеся тени.

Так же прекрасна была ночь, как и тогда, когда мы впервые пересекали Дунай, но ничего красивого не находили мы сейчас в мертвенном свете луны. Раздражали колючие звезды, а Дунай казался таким холодным, коварным и жестоким, что на него и смотреть не хотелось. Молча мы тронулись в путь. Быстро бежали машины по шоссе. Молчал неприятельский берег. Вдруг разорвался снаряд, вспыхнула впереди машина и, увлекая за собой камни, полетела под откос.

Дунай жадно чавкнул, проглотив свою жертву, и снова тихий плеск волн; колонна, почти не задерживаясь, шла вперед.

От молниеносной расправы с горящей машиной, без криков и ругани, в полной тишине сброшенной в реку неумолимой рукой, стало совсем жутко. Мучительно тяжело было ехать, чувствуя себя прекрасно обозреваемой подвижной мишенью. Самое страшное при этом — полное бессилие перед невидимым врагом. Мы не могли даже противопоставить наши мощные орудия малокалиберным пушкам противника.

Уже на подходе к Оршове мы услышали частую ружейно-пулеметную перестрелку, изредка ухали танковые пушки. Котловец сообщил по радио, что ведет бой с противником. В бой, в самый тяжелый бой, только бы не представлять собой подвижной беспомощной мишени на марше!

Наконец мы прибыли. Возбужденный недавним боем, Котловец ввел нас в курс дела.

В прошлую ночь, заметив, что к Дунаю подходят русские танки, противник заволновался. И было отчего. С юга фашистов прижимали войска Третьего Украинского фронта. Спастись противник мог, лишь прорвавшись в Венгрию. Но дорогу преградили река и мост, охраняемый румынскими частями.

Заслышав гул моторов, противник без труда определил, что подходит советская механизированная часть. Гитлеровцы теперь думали лишь о поспешном отходе и ночью атаковали мост. Но пробиться им не удалось: Котловец при поддержке румынских пехотных частей отбросил врага снова за Дунай.

Спохватившись, гитлеровцы наскоро вытащили на берег свои пушки. Вот почему больше всего досталось нашей танковой бригаде, замыкавшей общую колонну.

Котловец громко сетовал на то, что никак толком не может допросить пленных.

— Слаб я в немецком языке, а румыны, те тоже по-своему говорят… Вы ж понимаете, переводят мне с немецкого на румынский. Ну что мне с того румынского? — развел руками Котловец.

В штабе румынской части мы оказались свидетелями любопытного разговора. Немецкий офицер, красный и злой, скомканным платком, как промокательной бумагой, вытирал вспотевший лоб. Румыны, возбужденно размахивая руками, говорили громко, быстро и все вместе. В углу комнаты за спором наблюдала группа пленных офицеров. Среди них выделялся высокий полковник с эмблемами на петлицах — череп со скрещенными костями, знак дивизии СС «Мертвая голова». Он кусал губы и теребил в руках большой носовой платок, от которого время от времени с треском отрывал ровные полоски. При виде нас румыны на минуту замолчали.

— Я еще раз повторяю, — монотонным голосом говорил немецкий офицер, — румынская армия не стоит того, чтобы ее называть армией. Германия нуждалась в румынской территории и нефти, и мы мирились с плохими румынскими солдатами. И сейчас, если бы не русские, мы бы давно были в горах. Румынские войска не могут служить препятствием для нас.

— Брешешь! — загремел Котловец. — Не вам судить о настоящих солдатах! Разве вы или ваш фюрер видели когда-нибудь настоящих солдат? Мерзавца, обученного кричать «хайль!» и готового стрелять в женщин и детей, — вот кого вы называете настоящим солдатом! Я офицер армии, громящей вас, армии, состоящей из настоящих солдат, — я имею право судить, а не вы! Рыманешти — молодцы! Они сейчас знают, за что дерутся, и дерутся по-настоящему.

Немец внимательно выслушал переводчика. Переводчик перевел почти дословно, только заменив грубоватое «брешешь» более вежливым «неправда».

— Я знаю румын лучше русского офицера, — пожал плечами фашист. — Не могли же они научиться воевать за какой-нибудь месяц! Может быть, на русских выгоднее воевать? Но русские не дадут больше, чем фюрер. Русские ведь не признают «частной собственности», — криво усмехнулся немецкий офицер.

— Все объясняется очень просто, — вмешался румынский офицер. — Гитлеру мы служили под плеткой и пулеметом. Сейчас весь народ румынский воюет не за Россию, не за русских, а за себя, впервые за себя, за свою родину и свободу. Русские дали нам то, чего никто не мог дать: я говорю о праве бороться за свободу своей страны. Такую «частную собственность» Румынии русские признают и уважают, Вам не понять этого.

Немецкий офицер еще раз вытер пот на лбу и приготовился возражать.