Повесть о Жене Рудневой

…Как все, казалось, было давным-давно, хотя прошло всего лишь два с половиной месяца. Каким тихим, уютным и домашним был этот праздник в их двух комнатках в Лосиноостровской. Неторопливо, напевая под нос, Женя наряжает елку, кошка трется о ноги, громко тикают ходики. Надо сбегать на кухню, посмотреть на тесто, как оно смешно выползает из кастрюли, лихо сдвинув крышку набекрень. А потом придут гости — тетя и дядя. Посидят за столом (дядя выпьет чуть больше, чем другие), разговорятся, после последнего удара кремлевских курантов чокнутся и пожелают друг другу здоровья. Ей отдельно — большой удачи в жизни, исполнения желаний (положа руку на сердце: желания пока исполняются исправно) и чтобы всегда была радостная и веселая. Она большей частью и была веселая. Конечно, иногда хандрила, но, кажется, этого никто не видел. А потом в свою теплую постель; кошка запрыгнет тут же, приятно придавит ноги и, довольная, заурчит. Как все это было мирно! А теперь…

К новогоднему вечеру готовились основательно. После занятий, в те немногие минуты «личного времени», которое остается перед сном, расчистив центр своей казармы, репетировали русские пляски и акробатические номера. Нашли гармониста. Он смущался оттого, что попал в девичью спальню, но когда начинал играть — смущение забывалось. Плясали, партнерши сердились друг на друга, но не очень серьезно. А Женя, закрыв уши ладонями, сидела на своей койке и заучивала стихи Некрасова.

На вечере 31-го после аплодисментов ей вспомнилась Салтыковская школа, драмкружок, «Майская ночь, или утопленница», в которой она играла свояченицу. Все было почти так же, как тогда. Наибольший успех достался объединенному хору летчиц и штурманов, в котором запевала Женина, теперь неразлучная подруга — Женя Крутова.

Звонко и смело на мотив «Потеряла я колечко» она начала:

Волга-Волга, мать родная,
Волга-матушка река…

Летчицы подхватили:

А быть может, не река?
В самом деле не река?..

Тут вступили девушки-штурманы:

Ну, конечно, не река,
А большой ориентир.

И летчицы удивленно откликнулись:

Да-а-а?!

Зрители хлопали, топали и стонали в восторге: все это близко и понятно. Для начинающих летчиц и штурманов Волга действительно была главным ориентиром, ее часто ждали с надеждой; а обнаружив, успокаивались: можно «танцевать от Волги».

Исполнительницы раскраснелись от удовольствия, разом поклонились и убежали.

В полночь, уже лежа в постелях, когда раздался бой кремлевских курантов, троекратно дружно прокричали: «Ура!», высунули из-под одеял руки и подняли воображаемые бокалы с шампанским. А потом быстро, от койки к койке, полетели новогодние пожелания:

— Увидеть нашу Победу!

— Получить три ордена!

— Выйти замуж на следующий день после Победы!

— Не получить ни одного ранения, а получить по возможности больше орденов!

— Стать штурманом почти таким же, как Раскова!

— Не ведать печали!

— Повидать маму!

— С Новым годом, девочки, и хватит — гашу свет, — сказала дежурная по части.

Приятно засыпать, зная, что в углу стоит елка, не такая нарядная, как дома, — игрушки самодельные, из бумаги, фольги и картона, нет ни свечей, ни лампочек, — но если повернуть голову, то увидишь ее, чуть поблескивающую серебряными бумажками в лунном свете, и становится тепло на душе, как в детстве.

Утром первого спали дольше обычного, а когда проснулись, в комнату вошла комиссар сборов Евдокия Яковлевна Рачкевич; в руках у нее был чемоданчик:

— Деда Мороза вызывали?

— Вызывали, вызывали!

— Тогда за подарками в одну шеренгу становись!..

Евдокия Яковлевна села за стол, ее окружили, с любопытством разглядывали таинственный чемодан. Весть о Деде Морозе мгновенно долетела до умывальной комнаты, и оттуда, утираясь на ходу, а то и с зубной щеткой во рту, прибежали недомывшиеся.

В чемоданчике для каждой был подарок: платочки, воротнички, мыло, одеколон. Евдокия Яковлевна, чуть приподняв крышку, для пущей таинственности, просовывала внутрь руку, доставала сверток и, помедлив, громко называла фамилию девушки, которой он предназначался. Свои и чужие подарки рассматривали, нюхали… Скромному платочку, куску мыла радовались так, как не радовались новому платью или пальто, подаренным родителями в мирные дни.

Первого января занятий не было. Отдыхали с наслаждением, неторопливо гуляли по улицам городка, как по аллеям дома отдыха, читали, лежа в постели, после обеда спали.

Второго начался рабочий день.

В разгаре была зима. Загуляли по Среднему Поволжью жестокие бураны. Усложнились тренировочные полеты. Резкие порывы ветра сбивали самолет с курса, снежная вакханалия скрывала наземные ориентиры. Появились новые заботы…

Среди ночи отчаянно завыла сирена. Женя вскочила, села, еще не понимая, где она находится, — только что снился университет…

— Тревога, тревога! — крикнула дежурная, включила свет. — Крепить самолеты!

В спешке одевались, пуговицы не лезли в петли, ноги не попадали в унты.

— Скорее, девочки, скорее, — торопила комиссар Рачкевич, — буран машины унесет.