Повесть о Жене Рудневой

— Я тут лягу, а ты, как командир, ложись под картиной.

— Нет, картину уступаю тебе, ты у нас интеллигенция, смотри и наслаждайся.

— Ладно, принимаю твою жертву.

Женя Руднева села на кровать под картиной, стащила свои сапожищи и с удовольствием пошлепала маленькими ступнями по свежевымытому полу.

— До чего же хорошо. Так бы и ходила и в самолете так же летала бы. Знаешь, очень похоже на Бердянск. После войны я тебя обязательно повезу в Бердянск.

Скинув гимнастерки, босиком летчик и штурман вышли во двор, с удовольствием ощутили под ногами теплую землю. Умылись привычно по-солдатски; немного косящая одним глазом хозяйская дочка сосредоточенно и уважительно поливала им из ковша на тонкие незагоревшие под волосами шеи. Потом пообедали и всласть выспались. Но вечером близкая война снова напомнила о себе. Притихшие девушки внимательно слушали Евдокию Яковлевну Рачкевич и других политработников полка — Марию Рунт, Ольгу Фетисову, Ирину Дрягину, Ксению Карпунину. Оперативные сводки за последние дни были неутешительны. Тяжелые бои шли в Донбассе, вражеские войска оккупировали Крым, угроза нависла над Севастополем.

На следующий день утром 588-й полк выстроился на аэродроме, предстояло знакомство с командованием дивизии. Бершанская обошла строй, требовательным взглядом оглядела каждую, негромко приказала подравняться. Отошла в сторону и еще раз оглядела своих девчат: они ей понравились — отутюженные, затянутые, бодрые.

Командир дивизии полковник Дмитрий Дмитриевич Попов прилетел на самолете вместе с Расковой. Широким шагом подошел к шеренге, хмуро выслушал рапорт Бершанской, хмуро поздоровался, молча прошел вдоль строя, так же молча осмотрел самолеты, повернулся и пошел назад к своей машине. Раскова и Бершанская недоумевали: все как будто было в порядке, и новые машины, и подтянутый личный состав. Уже у самого самолета, нарочно громко, чтобы слышали девушки, Раскова, стараясь говорить весело, спросила:

— Ну что, товарищ полковник, берете женский полк?

Попов повернулся, чуточку помедлил и кивнул головой:

— Беру. Пришлю план дополнительной тренировки, — ступил на плоскость, солнце сверкнуло в начищенном голенище.

Этот смотр оставил у всех в душе неприятное чувство: понять не могли, что произошло, но видели, что радости прибывшее пополнение у командира дивизии не вызвало.

— Ничего, девочки, не вешать носы. Что ж, недоверие вполне понятно, — сказала Раскова, когда полковник улетел. — Ведь вы — первая женская летная часть, такого еще наша армия не знала. Надо, обязательно надо доказать, что наши женщины могут летать и бить фашистов не хуже «сильного пола». Докажем?

— Докажем! — не очень стройно и не очень уверенно прозвучало в ответ.

— Я верю, мои скромные «ночники», вы еще будете гвардейцами!

Все-таки тогда Расковой не очень-то поверили. Ясно же — утешает.

Позже, несколько месяцев спустя после первого знакомства с полком, командир дивизии признался Евдокии Давыдовне Бершанской:

— Сначала, когда из штаба армии мне сообщили, что дают легкобомбардировочный полк, я обрадовался. А потом узнаю — полк-то женский, целиком из одних женщин. Как это услышал, радость будто рукой сняло — ну и пополнение, лучше уж без него обойтись. Начнутся, думаю, «женские капризы», истерики, еще чего доброго. Приехал, посмотрел и совсем засомневался. Ну куда это годится: молоденькие девчонки, прямо дети некоторые, да еще на этих тихоходах учебных. Вот тебе и бомбардировщики, «ночники»! Что мне с ними делать? Погубит их сразу фашист, а ты отвечай.

Если учесть, что Попову было уже известно, как полк успел себя «зарекомендовать» — шарахнулся от собственных истребителей, — можно понять его реакцию при первом знакомстве. Да и в самом деле, никогда еще такого не было, чтобы женщины служили в бомбардировочной авиации, и к тому же без единого мужчины, без единого кадрового военного.

Прошло два дня, привыкли к белым хатам, к посиделкам в сумерках у какого-нибудь плетня; привыкли к своим постоялицам хозяйки, громко окликали их по имени от крыльца, иная с гордостью сообщала соседке, что ее Сима командир эскадрильи, на что соседка презрительно отвечала:

— Тю, большая персона! Моя так аж командир звена. В каждой петличке справа и слева по четыре красненьких уголка.

Через два дня провожали Раскову. На прощальном митинге всем было заметно, что Раскова волнуется. Она то опиралась руками о стол, то выпрямлялась, взявшись за ремень… Чувствовалось, что ее тревожила мысль о расставании с полком, который она так долго пестовала, что ей очень не хочется оставлять свой «замечательный народ». Глаза у нее блестели, щеки раскраснелись:

— Не скрою, мне не хотелось бы с вами расставаться, но меня ждет другой женский полк — дневных пикирующих бомбардировщиков, который готовится к отлету на фронт. Я назначена командиром этого полка. Вам, товарищи, предстоят большие дела! Держите высоко знамя своего полка, докажите, что умеете защищать Родину наравне с мужчинами, наравне с вашими братьями! Желаю вам боевой удачи!