— Ты, Женюра, ты, только ты!
— Почему не докладываешь, как слетала? Зенитки здорово лупят?
— Мне показалось, что здорово, но бомбить можно, вполне можно. Хотя, конечно, страшновато. А назад шли — так хорошо было, и Сириус сегодня отлично виден, только опозорилась я…
— Самокритика — это вещь! Завтра будешь исправляться.
Следующие вылеты — теперь уже с Женей Круговой — были спокойнее: зенитки не стреляли и ориентировку она не теряла. Женя тщательно прицеливалась, и две сотни килограммов железа и взрывчатки летели вниз; два раза вспыхивали пожары — это был значительный успех. Возвращались в хорошем настроении. Летчица пела, а когда она замолкала, штурман читала ей в переговорную трубку стихи:
— Правда, здорово: «Хоры стройные светил»?
— Еще читай, читай дальше, — просила Женя Крутова, завороженная мелодией лермонтовского стиха.
— На земле почитаю, а то залетим куда-нибудь не туда.
…В ночь на 22 июня 1942 года Крутова и Руднева трижды вылетали бомбить фашистов. Дергая шарики бомбодержателя, Женя приговаривала:
— Вот вам, получайте! Год назад, как воры, подкрались к нам, — теперь держите, что заслужили…
Днем почтальон привез в полк полную сумку писем. На долю Жени Рудневой досталось шестнадцать. Никогда еще она не получала так много писем одновременно. Женя устроилась на крыльце столовой, рассортировала конверты по датам отправки и стала распечатывать по очереди.
— Обширная корреспонденция — сразу видно, что имеем дело с профессором, не то, что у меня, скромного сержанта, — притворно вздохнул рядом кто-то из подруг.
— Посмотрите, какое огромное письмище прислал мне мой папочка. — Женя приподняла за кончики большой лист, плотно исписанный с обеих сторон.
— Это тебе простыню прислали, а заодно решили кое-что написать на ней.
— Да нет, просто материальчик на сарафан папочка подкинул. Узнал, что у нас жарко, что паримся в гимнастерках, вот и достал мануфактуру из довоенного сундука.
— А туфли на французском каблучке тебе заодно, случаем, не прислали?
— Вы вот смеетесь, а мама в самом деле жалеет, что я не взяла с собой туфли, спрашивает, в чем я хожу, — улыбнулась Женя.
— Напиши: «В изящных сапожках 41-го размера с загнутыми вверх, по последней моде, носами».
ПУТЬ К СВОИМ
День 22 июня, начавшийся для Жени вполне удачно, закончился огорчением. Экипаж Крутовой — Рудневой снова разделили, Жене предстояло некоторое время летать на задания с Диной Никулиной.
Это назначение Женю испугало. Дина — одна из самых опытных летчиц полка, перед ней нетрудно было и опозориться.
Евдокия Никулина (мы почему-то звали ее Диной) была на четыре года старше Жени. Она родилась на следующий день после Великой Октябрьской революции в многодетной крестьянской семье в деревне под Смоленском. Детство у Дины было трудное, бедное, так как родители ее рано умерли. После школы ФЗО Дина стала лаборанткой на Подольском цементном заводе. В это же время она поступила в Подольский аэроклуб, а уже через несколько месяцев, в 1934 году, вместе с другими работницами подала заявление в комсомольскую организацию завода о направлении ее в летную школу. Сначала все шло удачно. Дина получила направление, приехала в Балашовскую авиационную школу, и тут ей чуть было не пришлось возвращаться назад — не прошла по возрасту, шестнадцатилетних не брали. В конце концов все уладилось, Никулину зачислили на техническое отделение, а через два года она перешла на летное. Потом училась в Батайской летной школе под Ростовом-на-Дону и в 1938 году закончила курс летчиком четвертого разряда.
И вновь Дина оказалась в родных смоленских краях. Выполняла самую различную работу: с воздуха опрыскивала поля ядохимикатами, доставляла срочную почту, перевозила больных.
В день начала войны она с утра летала над полями, занималась подкормкой льна, а когда вернулась к аэродрому и зашла на посадку, ее с земли обстреляли. Правда, очень скоро огонь прекратился. Первое, что она услышала от подбежавшего техника, было слово «война». С этого момента ее задания стали иными. Никулину посылали в ночную разведку — установить и нанести на карту линию боевого соприкосновения с противником, поручали эвакуацию ценностей, важных бумаг. В октябре 1941 года Дина получила направление в Энгельс.