Повесть о Жене Рудневой

Приказано спать, но не спится. Улеглись, завернулись в одеяла, дежурная погасила свет. Ветер ломится в окна, свистит… Соседи тихо переговариваются, кто о чем. Больше — о доме, вспоминают всякое из довоенных лет. Само собою разговор заходит о любви. Решается проблема: что важнее в семейной жизни — любовь или уважение. Мнения расходятся, но никто не может привести убедительные доказательства, никто не может сослаться на свой опыт, поскольку опыта такового почти ни у кого нет. Все же среди обитательниц общежития — трое замужних. К ним и обращаются за «квалифицированным» ответом.

— Дуся, вот ты скажи: ты своего Григория больше любила или уважала, когда выходила за него?

Дуся Носаль одна из самых умелых и бесстрашных летчиц полка. Она решительная, порою излишне резкая, но твердая, волевая женщина. Она — взрослая. Судьба у Дуси тяжелая. Фашистская бомба попала в родильный дом, где она лежала, погиб ее только что родившийся ребенок. Муж Дуси тоже служит в авиации, но далеко, в другой воздушной армии. На приборной доске ее самолета всегда его фотография.

— Чудные вы, девчонки, — «любила, уважала». Да разве я так взвешивала, распределяла. Знаете, как у нас было?.. Вот до Григория был Анатолий… Вот его, теперь понимаю, больше уважала, чем любила. Мы с ним со школы дружили, лет, наверное, пять. Честный, добрый, а уж рассудительный — всегда знает, как надо, а как не надо: «Нет, мороженое я тебе не куплю — уже солнце село». Чего смеетесь? Заботливый, конечно. А я разозлюсь, нагрублю, руку вырву и бежать от него, а он не обижается. Говорит: «Я понимаю, что у тебя характер импульсивный». Потом однажды: «Давай, Дуся, распишемся». Я даже не удивилась, как-то уж сама решила, что так будет. А что еще надо: любит меня здорово, это точно, ни разу в сторону не взглянет, все со мной и со мной. Мама тоже в нем души не чаяла. Я говорю: «Согласна, только ведь знаешь, какая я: вспылю, будто нечистый вселился». Говорит: «Ничего, я сейчас психологией увлекаюсь, над характером будем работать». Я смеюсь. Ну ладно, раз так. Мама уже развернулась, по соседкам бегает, посуду собирает, они к ней — одна, другая, на кухне чего-то бормочут. Посмотришь — партизанки-подпольщицы, а они брагу уговариваются варить. В общем, подготовка, как перед прорывом фронта, не меньше. Смотрю на них, а самой как-то нерадостно, даже не скажу нерадостно, а безразлично, вроде не моя свадьба готовится. Другие невесты прямо расцветут от счастья, сами бегают, хлопочут, а я нет. Сейчас мне понятно отчего.

Тут как раз в нашем аэроклубе назначили вечер для учлетов, и нас, инструкторов, тоже пригласили. Мы с Анатолием пришли, почти уже как муж и жена. Танцуем. Музыка начнет — мы идем. Танцую и чувствую: смотрит кто-то в спину, ну знаете, девчонки, так чувствую, будто кто руку на плечо кладет, ну просто физически. Оглянулась — не пойму. Закончили танец, отошли в сторону, села я на стул, а тут вальс объявили, и не успели мы с Толей сообразить — идти нам или не идти, подходит он. Уж потом я спросила: «Это вы меня взглядом сверлили?» Высокий, глаза карие, ну да вы его знаете по карточке. «Разрешите, — говорит, — пригласить вашу девушку». Я про себя думаю: «Вашу невесту» надо бы сказать». Танцуем, говорим. Он тоже инструктор, только что перевелся к нам, но опыта у него побольше, да и подготовка получше. Посмотрит мне в глаза, а у меня внутри все так и замрет. Никогда так не было, честное слово.

Кончился вальс, подвел он меня к Анатолию, поблагодарил. Он отходит, а я в спину ему гляжу, и почему-то мне страшно, что он больше меня не пригласит. Анатолий смотрит на меня и вдруг говорит, и я понимаю — он знает, что мне страшно: «Знаешь, Дуся, этот человек встанет между нами». Я думаю: «Он прав», а вслух: «Вот еще, с чего ты взял?» — «Знаю, — говорит. «Это все твоя психология, — говорю. — Если читать медицинский справочник, все болезни найдешь у себя. Вот так и ты, неправильно применяешь знания. Короче: «Горе от ума». А сама себе не верю, знаю, что вру.

Григорий меня больше не пригласил, но следил, как я танцую. А я знала и злилась. Дома легла, и слезы от злости полились, реву и ругаю его. Потом спохвачусь: «Ну, при чем он? Потанцевал, и все, подумаешь, какое дело! Ты же замуж выходишь». И снова реву. А на следующий день я его на аэродроме увидела, остановилась, смотрю, как идет, и двинуться не могу. Потом вместе обедали, он меня подождал после полетов, пошли. Болтали, смеялись, все дела аэроклубные обсудили. Взгляну на него и просто не знаю, что со мною творится. Уж потом, когда одна осталась, стала думать: «Никогда»такого не было. Толю увижу — радуюсь, конечно, но спокойно как-то. Иду на свиданье, а думаю о чем-нибудь другом. И с подругами так же». Засыпаю и говорю себе: «Приду завтра пораньше, может, он тоже догадается прийти». И представляете: догадался, минут 15 мы с ним посидели, и опять я сама не своя. Полетела с одним чудаком, размечталась, а он будто нарочно в этот день решил с собой покончить и меня угробить заодно. Ну нет, думаю, шалишь — мне еще трудный вопрос решить надо!