Повесть о Жене Рудневой

«Только что проснулась и увидела приготовленную бумагу и карандаш. Это я еще утром приготовила с благим намерением написать тебе перед сном, в кровати, но едва голова коснулась подушки, как мое благое намерение перестало меня тревожить. Вот дни стали длиннее, у меня должно быть больше свободного времени. Как бы не так. У меня появилось несколько новеньких человек, еще неопытных, только вступающих в строй, они требуют много внимания.

У нас есть пословица, в правоте которой я почти ежедневно убеждаюсь: «В авиации чуть-чуть не считается». Недавно мы с Диной еле-еле дотянули домой. Я всю опасность почувствовала по-настоящему, когда подошла техник и определила, что в воздухе случилась авария и что через две-три минуты отвалился бы кусок мотора (а мы летели над болотами). Причем ночь была черная, и мы из-за отказа мотора возвращались с бомбами. Идочка! Говоря же по совести, причиной того, что я долго не писала, является не столько отсутствие времени, сколько то, что меня наградили орденом. Красного Знамени. Мне как-то даже неловко сообщать об этом. Ты подумаешь: «Ну, что такое она делает, что ее вторым орденом награждают, да еще каким!» Думай, что хочешь, только пиши почаще.

Целую крепко. Женя».

Командир полка, заместители и начальник штаба совещались и размышляли три дня — нужно было назначить нового штурмана полка на место Сони Бурзаевой, которая ушла из полка по болезни. Женя Руднева была главной кандидатурой, ее рекомендовала Никулина, но решиться на такое назначение никак не могли. Все сходились на том, что она лучший штурман, что она прекрасно знает самолетовождение, в воздухе ведет себя при любых обстоятельствах уверенно и спокойно, никогда не теряет ориентировки, прицельно бомбит врага, и тем не менее сомневались.

— Очень боюсь, ее не будут слушаться штурманы, — говорила начштаба Ира Ракобольская. — Все-таки к ней относятся как к милой Женечке с голубыми глазами и длинными ресницами, ну, я бы сказала, не очень серьезно. Ласковая, хорошая, но нет твердости.

— Она ведь у нас лучший преподаватель штурманского дела, — возразила заместитель командира полка по летной части Сима Амосова. — Посмотри, как она своих «штурманят» натаскивает, как они ее слушают. Мы заходили с ней как-то на цель три раза — она просила, хотела проверить несколько вариантов прицеливания. Все проверила и говорит: «Теперь своим штурманам и штурманятам буду рекомендовать, чтобы цель была под чертой на ²/₃ прорези у трапа». Она все время ищет что-то новое, она не только навигатор, но и новатор. Понимаешь?

— Но ведь она совершенно не умеет командовать, говорит тихим голосом, и вид… совсем не военный, гимнастерка мешком, рукава висят, — засомневалась Бершанская.

И тут же та самая Ира Ракобольская, которая только что опасалась, что Жене не хватит твердости, заметила:

— Бравый вид, в конце концов, не самое главное. Она умна и по-настоящему способна.

Сошлись на том, что быть младшему лейтенанту Рудневой штурманом полка.

Женю новое повышение не обрадовало, скорее, наоборот, огорчило — предстояло расстаться с Диной, о которой она писала родителям: «Раньше я не подозревала, как я ее люблю». Теперь официальным Жениным летчиком становилась Евдокия Давыдовна Бершанская. Женя с большим уважением относилась к командиру полка, но стеснялась ее и побаивалась.

— Зачем мне нужно быть начальством? — грустно жаловалась Женя Дине Никулиной. — Теперь мы с тобою совсем мало будем летать. Правда, хорошо, что ты от меня освободилась: все же хлебнула ты со мною.

— Женечка, ну подумай, что ты говоришь? Я действительно тебя рекомендовала, но только потому, что вполне уверена в тебе.

— Ну, да, если так, то я бы тебе и в эскадрилье пригодилась. Я знаю — хороших работников за здорово живешь не отдают.

Дина расхохоталась.