Повесть об Абу-Али-сине

В беседах, развлечениях, пирах проходили дни. Как-то раз падишах Сабы изъявил желание посетить чудо-баню.

Узнав об этом, Абульхарис при помощи волшебной силы и силы знаний в мгновенье ока рядом с баней создал дивный сад.

Среди разнообразнейших цветов, которым и названий не хватило, благоухали царственные розы. Причудливые кроны деревьев зеленой тесьмой оплели мягкие лианы. Был ароматом воздух напоен, и пели соловья звонкоголосо. Среди ручьев журчащих и фонтанов там были девушки, красивые, как нимфы, и юноши прекрасные стояли, склонивши головы, приказов ожидая.

Все приготовив, Абульхарис привел гостей почтенных с баню. Открылось взору их великолепье сводов, схожих с небесами. Невиданно красивы были стены и потолок, и даже лавки, и юноши безмолвные стояли. Одежды сбросив, падишах Сабы присел на лавку под одним из сводов, и тотчас подошел к нему слуга. И падишах спросил его, не раб ли он, купленный Абульхарисом? Нет, не ответил юноша-слуга, но омывал искусно падишаха. И понял падишах, что все вокруг сотворено необычайной силой, возможно, мудрости, возможно, волшебства. И удивленный падишах воскликнул: — Хвала аллаху, что создал он такого мудреца! После баян Абульхарис провел гостей в чудесный сад. Там собралось, — не много и не мало, — а двадцать тысяч человек.

Здесь были визири, советники, приближенные обоих падишахов. И три дня гостили в саду Абульхариса. Богатые дары преподнес Абульхарис падишаху из Сабы, невиданной красоты дорогие одежды из шелка и парчи, угощал их диковинными кушаньями. Словом, не хватило бы ни перьев, ни чернил, чтоб описать богатство, щедрость и радушие мудреца. И в один из дней Абульхарис попросил у падишаха Сабы его благословения на свадьбу.

И согласно всем обрядам венчался падишах Багдада с прекрасною невестою своей. Влюбленные сердца соединились и падишах Сабы, закончив все дела, к себе домой уехал.

На этом можно и закончить наш рассказ о приключениях Абульхариса, добавив разве только, что стал он главным визирем в Багдаде. А нас уж ждет другой рассказ — о мудром Абу-али-сине.

Сказание второе. Абу-али-сина и царь Египта

Всезнающие сказители, чья речь так сладкоголоса, что можно слушать их без конца, поведали, как, выйдя из пещеры, Абу-али-сина вместе с братом был обвинен несправедливо в колдовстве, как приговорил его падишах державы Западной к смерти и как, использовав могучую силу знаний, Абу-али-сина избежал неправедной смерти, скрывшись в водоеме. Хвала аллаху за спасение, ибо не без его помощи Абу-али-сина очутился на земле египетской близ города Каира. Помнил Абу-али-сина, как едва не погиб он, принятый за колдуна, и не стал показываться людям, пока не привел себя в порядок: подровнял волосы, сбрил бороду, состриг ногти, словом, стал таким, каким год назад вошел в пещеру. Не обращая на себя внимания, бродил он по улице Каира, побывал на каирском базаре и однажды забрел на улочку, где торговали халвой. Зоркий взор Абу-али-сины приметил в одной лавке юношу, чей лик можно было бы сравнить только со светлой луной, так он был прекрасен, и стан его был строен, как у рыцаря. Но был тот юноша всего-навсего торговцем халвой. Абу-али-сина разбирался в драгоценностях и знал цену красоте. Очарованный юношей, он подумал, что не пристало тому быть торговцем халвой и решил избавить его от нищенства и недостойного такой красоты занятия. Абу-али-сина подошел поближе к продавцу халвой, халвафрушу, как зовут их на востоке, и стал наблюдать за ним.

Смутил юношу влюбленный взгляд незнакомца, и беспокойные мысли стали одолевать его: «Что нужно этому дервишу? То ли я ему просто нравлюсь, то ли что другое у него на уме?»

На всякий случай юный халвафруш предложил ему отведать халвы. Абу-али-сина взял кусок халвы, положил в рот и тут же с отвращением выплюнул.

А надо сказать, что юного халвафруша любили все, Кто хоть раз его видел. Люди бросали дела, только чтобы взглянуть на красавца, и тот, кого он одаривал своим вниманием, был просто счастлив. Когда юноша угостил халвой Абу-али-сину, чувство ревности заговорило в людях, но когда он выплюнул халву, возмущенная толпа стала с гневом осуждать его:

— О невежественный пришелец! Мы не только халву, мы даже яд смертельный приняли бы из рук нашего любимца с благодарностью, как живую воду. Как свет очей своих мы любим его, днем и ночью можно любоваться его несказанной красотой, ибо один взгляд на него доставляет отраду нашему сердцу. Не жалует нас, увы, си своим вниманием, а тебе оказал такую честь, какая нам и не снилась. Как же смел ты выплюнуть эту благословенную халву? Как посмел ты оскорблением ответить на благосклонность нашего любимца?