Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

– Спиноза ты… – Маруська насмешливо-ласково взглянула на Витьку. – Эммануил Кант. Говоришь, как пишешь. Одна загвоздка: надо, чтобы фигурант начал тратить деньги. И чтобы он имел болтливый язык.

– Верно. – Коля улыбнулся: – Ты, Витька, не обижайся, научишься еще. Сам подумай: преступление это совершено, прямо скажем, талантливо. А ты предполагаешь, что потом преступники будут действовать бездарно. Это неверно, учти. Мы как должны мыслить? А так, что все их дальнейшие поступки будут на таком же высоком, хитром, затейливом уровне. Тогда мы не ошибемся. Все записала? Что получается?

Маруська осмотрелась:

– В момент первого выстрела преступник с наганом вахтера Куликова стоял у окна.

Коля развернул план и отметил.

– Кассир Анисимов, Тихоныч, – продолжала Маруська, – сидел за столом, вот так, – показала Маруська, – и наверняка распаковывал мешок с деньгами, других предположений у меня пока нет. Выстрел. Тихоныч рухнул, а преступник в то же мгновение саданул в затылок Евстигнееву, младшему кассиру. Он вот здесь стоял. – Маруська подошла к дверям.

– Он, значит, уходил? – вступил в разговор Витька.

– Почему? – возразил Коля. – В дверях окошечко. Возможно, Евстигнеев подошел, чтобы его открыть и приготовиться к выдаче денег. Продолжай, Маруся.

– Иванов сидел здесь… – Маруська переместилась к столику в противоположном углу комнаты. – Он, наверное, не позавтракал.

– Почему? – удивился Витька, но вспомнил что-то и покраснел. – Верно… Здесь были найдены остатки чайной колбасы и крошки хлеба. На этом самом месте. Он, значит, ел.

– Ел, – подтвердила Маруська. – На эти два выстрела Иванов только обернуться успел, выстрелы менее чем в секунду прогремели. И тут одно из двух: либо он, смертельно раненный, успел выстрелить и преступника убить, либо выстрелил первым, а умирающий преступник убил его. Что в лоб, то и по лбу.

– Значит, в тот момент, когда преступник стрелял, Иванов сидел к нему спиной? – уточнил Коля.

– Да, – кивнула Маруська. – Сидел бы лицом – стрелял бы намного раньше и наверняка остался бы жив. Кроме того, расположение остатков пищи на столе, положение стула, крошки на полу – все это доказывает очень точно: в момент выстрела Иванов сидел спиной к преступнику.

– Иванов, Анисимов, Евстигнеев, – сказал Витька. – С ними все ясно. А Куликов?

Маруська снисходительно улыбнулась:

– Я как будто по-русски сказала, Витя. Ты не витай в облаках! Анисимов, Иванов и Евстигнеев убиты из нагана Куликова, а сам Куликов убит из нагана Иванова. Ты же докладывал об этом сам, Витя?

– Значит, преступник, получается, Куликов? – неуверенно сказал Витька. – Решил завладеть деньгами, улучил момент, перебил всех, но напоролся на пулю Иванова? Нет, мать, что-то здесь не то…

– Почему? – повысила голос Маруська. – Докажи!

– А кто деньги взял? – тихо спросил Витька. – Если бы Куликов был преступник, он бы, убитый, не успел взять денег, и мы бы их нашли! – Витька развел руками: – Не взыщи, мать, но ты чего-то недодумала…

– Черт… – Маруська почесала в затылке и восхищенно посмотрела на Витьку.

– Он прав, – сказал Коля. – В том смысле прав, что этот крючок портит всю картину и требует объяснения. Ну, скажем, так: неожиданно возник пятый человек, кто-то из очереди…

– Или этот пятый всегда был, – пожала плечами Маруська.

– Где же он спрятался? – спросил Витька. – Здесь? Так негде! А если он из очереди – все увидели бы!

– Верно, – кивнул Коля. – Давайте подумаем вот о чем. Как проверить связи Куликова и остальных? Это первое. Второе. Куликов, так пока выходит, – убийца. Пока не доказано обратное, несмотря на все остроумие твоих, Витя, предположений, иначе мы считать не можем.

– Тогда надо сообщить дирекции, – заметила Маруська. – Завтра похороны. Нельзя, чтобы убийцу хоронили вместе с убитыми.

Коля покачал головой:

– А вот об этом мы промолчим, Маруся. Простят нас за это молчание. Я так думаю: пусть все считают, что Куликов – тоже жертва. Пока считают.

…Убитых хоронили на четвертый день. Утро было морозное, тротуар звенел под ногами, как стекло. Гробы поставили на облупившиеся от долгой службы катафалки. Прицокнули и натянули вожжи подвыпившие кучера. Встряхнули ощипанными султанами худые лошади, и процессия тронулась под неслаженные, рыдающие звуки похоронного оркестра: четыре старика в черном, четыре потертых трубы и барабанщик в синей бархатной толстовке, которая была видна из-под распахнутого пальто. Над толпой разлилась и поплыла угрюмо-тоскливая мелодия шопеновского марша.

У ворот Смоленского кладбища мальчишки, сопровождающие процессию, обогнали всех и встали у края могилы, чтобы лучше видеть.

Коля тоже шел в толпе. Неподалеку от него шагали его помощники – Маруська и Витька.

Представитель дирекции потоптался, вытащил из кармана сложенную вчетверо бумажку, неторопливо развернул. Оркестр смолк. Оратор снял кепку и начал читать: