Товарищи, где бы ни был москвич, он обязан быть примером выдержки, организатором порядка, организатором обороны нашей столицы. Товарищи, будьте бдительны, не верьте всяким сплетням и слухам. Провокаторы будут пытаться сеять панику среди населения. Москве грозит серьезная опасность. Но борьба ведется жестокая, не на жизнь, а на смерть, и в этой борьбе мы Москву отстоим.
Звонок прозвучал отрывисто и резко. С трудом приподняв отяжелевшую голову, Коля протянул руку и снял трубку телефона. Третью ночь подряд он ночевал в своем кабинете, на Петровке.
– Полковник Кондратьев. – Коля с трудом подавил зевоту.
– Клычков говорит, из секретариата товарища Щербакова. – Голос в трубке сел, послышались щелчки и хрип, связь работала плохо. – Александр Сергеевич ждет вас через пятнадцать минут.
Вызывал первый секретарь МГК. «Что-то случилось», – подумал Коля, на ходу застегивая ремень и поправляя кобуру с пистолетом. Включил радио:
– …западном направлении ухудшилось, – говорил диктор. – Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону…
«Это у Подольска», – решил Коля. Накануне, в специальной сводке Информбюро, с которой познакомил его начальник управления, было сказано, что в районе Подольска создалось угрожающее положение.
Коля вышел к подъезду. Только-только рассвело, и шофер спал, склонив голову на руль.
– В горком партии, – Коля тронул его за плечо, и шофер, озираясь спросонок, привычно щелкнул ключом зажигания:
– Как дела, товарищ полковник? Что слыхать?
– Ты нажми, Горохов. Я опаздываю.
По Петровке спустились до Кузнецкого моста и повернули налево. Вверх по Кузнецкому, к Сретенке, медленно двигался поток людей. Старики, женщины, дети катили коляски с пожитками, в руках у многих были чемоданы, узлы.
– Тронулась Москва, – вздохнул шофер. – К тому идет, что сдавать будем, товарищ полковник?
Коля пожал плечами:
– Какая сорока принесла тебе эту весть, Горохов? В городе трудно с водой и продовольствием, возможны интенсивные бомбежки. Лишние люди в такое время – помеха.
– Ну-ну. Дай бог. Однако у меня мнение другое.
– А ты держи его при себе. Сам не паникуй и другим нервы не трепи.
«Что скажет Щербаков? – думал Коля, невольно задерживая взгляд на движущейся толпе. – Хорошо, если бы сказал он то же самое, что и я Горохову».
…В подъезде МГК чекист из комендатуры проверял документы. Поднимаясь по лестнице, Коля обратил внимание, что вместе с ним идут еще десятка полтора людей в полувоенной одежде и в форме войск внутренней охраны НКВД. В кабинете Щербакова было тесно. По предыдущим визитам Коля знал, что здесь всегда большое скопление людей, но сегодня и в самом деле яблоку негде было упасть. Из соседней комнаты вышел Щербаков, гул разом смолк. Все напряженно ждали. Видно было, что Щербаков, всегда спокойный, невозмутимый, на этот раз с трудом сдерживает волнение.
– Товарищи, – сказал он негромко. – На фронте создалась такая ситуация, что угроза немецкого вторжения на окраины Москвы стала достаточно реальной. – Он жестом оборвал начавшийся шум и продолжал: – Оборона Москвы – дело решенное, товарищи. Москвы мы им не сдадим. Но положение чрезвычайное, и оно потребовало от нас принятия чрезвычайных мер. – Он замолчал, обводя взглядом собравшихся. На этот раз все напряженно молчали. – Только что товарищ Сталин подписал постановление ГКО о введении на территории Москвы и пригородов осадного положения, – тихо закончил Щербаков.
Молчание затягивалось. Щербаков понял, что людям, даже таким крепким и таким проверенным, какие собрались сейчас в его кабинете, – им тоже нужно дать время на то, чтобы осмыслить, пережить случившееся и вновь обрести спокойствие и уверенность в своих силах.
– Товарищи! – Щербаков снял очки и начал медленно протирать их платком. – Мы собрали сюда наш актив, тех, кому мы безусловно доверяем, отнюдь не для одной только информации, это вы понимаете. Начальнику гарнизона уже поручено превратить каждую улицу, каждый дом в неприступную крепость. Для этого создаются три рубежа обороны: по окружной железной дороге, по Садовому кольцу и по кольцу «А».
– Неужто и до «А» дойдет? – уронил кто-то.